Барбара Сэвидж - Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)
— Ну, то ли это смелость, то ли просто глупость,— проворчал мой насквозь промокший и дрожащий супруг.— Завтра мы двинемся через Австрию. Вы не знаете прогноз погоды?
— Австрия не карашо. Много снег и отшень колодно ин дер Альп. Они есть пре-крас-ный.
Пока мы ставили палатку, ливень зарядил с новой силой, и мы, вняв совету владельца кемпинга, решили пересидеть ненастье. Два дня мы ёжились, слушая, как водяные струи долбят полог протекающей палатки.
Зато на третий день, проснувшись и впервые за неделю увидев почти чистые небеса, мы воспрянули духом. Выбравшись из палатки, я, задрав голову, смотрела прямо перед собой, на покрытые снегом Альпы, вздымавшиеся всего в пяти милях от кемпинга. Небесная лазурь, мили зелёных предгорий с озёрами, фермами и шале и заснеженные горы — это было внушительное зрелище. В последние недели тучи, проливные дожди и снег урезали наше поле зрения до серенького замкнутого мирка, простиравшегося не выше макушек деревьев, не далее мили вокруг. Потребовалось немало времени, чтобы мысленно охватить все краски, сияние света, простор и высоту, неожиданно представшие перед нами. Свернув лагерь, мы покатили в Австрию глубокой зелёной долиной.
Австрийская «глубинка» поражала своей почти идеальной опрятностью. Казалось, даже травка здесь была везде подстрижена одинаково ровно, и поверх этого гладкого ковра уютно устроились аккуратные маленькие сельские домики, окружённые садами. Ковёр простирался выше, по самому покатому подножию гор. Ещё выше начинался лес, затем он уступал место суровым заснеженным вершинам, разительно выделяющимся на фоне ярко-голубого неба.
Мы катили чередой длинных узких долин к нашему первому альпийскому перевалу, к югу от Лермоса. В конце последней долины дорога круто взмыла к небу, влившись в чехарду «американских горок» вдоль по склону горы. Мы въехали в снег, затем, обогнув вершину, спустились вниз и принялись штурмовать следующий перевал. На вершине второго перевала мы сделали привал. Стоя рядышком, мы казались сами себе ещё меньше из-за окружавшего нас мачтового леса и величественных пиков, тогда как наши души наполняло восхитительное чувство, ради которого стоило претерпеть все невзгоды и разочарования прошедшей недели. Я ликовала — ведь я не сошла с трассы в Баварии, я победила временами почти нестерпимое желание прыгнуть в поезд, который умчал бы меня в сухую и солнечную Италию.
Теперь небо совершенно прояснилось. Полнолунье. Высоко над нашими головами в лунном свете мерцают ледники. Мы победили. Альпы... Наконец-то мы здесь. Обнявшись, мы упивались каждым мгновением этого вечера.
Ночью, свернувшись клубком в спальнике, я долго смотрела сквозь окно над головой на наши велосипеды, прислонённые к толстой сосне. Рамы страшно поцарапаны, некрашеная вилка заржавела. В тела наших верных друзей прочно въелась грязь. Перекатившись на спину, я поднялась взглядом по стволу дерева, до самой его макушки. Там, над ней, острыми гранями мерцала и искрилась закованная в лёд альпийская вершина. Конец сентября, подумалось мне, холодная, кристально ясная ночь в Австрийских Альпах. Не пройдёт и месяца, как мой усталый потрёпанный «конь» понесёт меня по раскалённым пустынным дорогам Египта.
До поры, пока мы катили на восток от Фолиньо, через горы к побережью близ Чивитанова, наша прогулка по Италии была легка и приятна. Перевалив через перевал Бреннер недалеко от Инсбрука, мы двинулись на юг, через скалистые Доломитовые Альпы (продолжение Альп на северо-востоке Италии), в Венецию, а затем во Флоренцию. В Венеции и Флоренции мы влились в табунки туристов, галопирующих по музеям, соборам, дворцам и концертным залам. Из Флоренции мы двинулись на юго-запад, через Ареццо, Перуджу и Ассизи в Фолиньо. Итальянцы, в целом хотя и не столь зажиточные, как австрийцы, немцы, французы и англичане, отличались особой, присущей латинянам, щедростью и горячностью. Несмотря на то, что итальянские водители постоянно держали руку на кнопке сигнала, они приветливо махали нам, уступая полосу.
К северу от Венеции, на третий вечер нашего пребывания в Италии, памятуя о горьком и обидном опыте общения с баварскими фермерами, мы нехотя подъехали к дому среди виноградников и попросили разрешения разбить палатку среди лоз. Стоявшим возле дома сеньору Тонон и его морщинистой мамочке потребовалось несколько минут на расшифровку моего итальянского. Подавшись вперёд и приблизившись к самому моему носу, они внимательно изучали каждое слово, срывавшееся с губ. Когда же до хозяев дошёл смысл просьбы, их лица расцвели в улыбках. Они принялись трясти нам руки в сердечном рукопожатии и хлопать нас по спине со всей живостью искренних в своём восторге итальянцев.
Мы ещё не успели разбить палатку среди хитросплетения лозы и кроваво-красных гроздьев, как всё семейство Тонон, от мала до велика, высыпало из дома пригласить нас к обеду. Бруно работал на заводе газовых плит, его жена Мария трудилась на мебельной фабрике, бабушка Витория домовничала и ходила за коровами, курами и детьми. Двое детей-подростков Теодоро и Сабрина только начали изучать английский в школе. Мария немного говорила по-английски и по-испански, научившись этому, когда работала в Швейцарии официанткой, ещё до замужества. И всё же мы с Ларри общались со всеми преимущественно по-итальянски.
Хозяева потащили нас в дом, прямиком за стол. Небольшая столовая едва вмещала длинный прямоугольный стол, семь стульев и буфет, полный всяких безделушек. Стену украшала фотография Папы Римского.
Бабуля жестами усадила Ларри рядом с собой, потом, чуть подавшись вперёд, стиснула его в «медвежьих» объятиях, одарив широкой, озорной беззубой улыбкой. Бабуля оказалась блестящей чаровницей. Она была смешлива и обожала вино.
Мария, хорошенькая смуглолицая толстушка, увешенная множеством культовых украшений, хлопотала вокруг стола, стараясь ублажить каждого. К обеду был подан суп-минестрон, салат, тунец, салями и фрукты. На Бруно лежала обязанность следить за тем, чтобы в бокалах не иссякало семейное тёмно-красное вино.
Три часа подряд мы пили-ели, болтали, смеялись и кричали, размахивая руками и притопывая под столом в истинно итальянской манере. Ну а потом мы выпили ещё и ещё, когда Бруно вынес к столу своё знаменитое домашнее «граппа».
— Оставайтесь у нас. Располагайтесь в комнате Теодоро и живите себе хоть месяц, хоть больше,— горячился Бруно. Пропустив несколько стаканчиков бруновского «граппа», всякий переходил на крик.
Идея пришлась по душе бабуле, она захлопала в ладоши, захихикала и бурно закивала головой. Как выяснилось, её покойный супруг погиб в аварии, поэтому её не слишком увлекала наша затея с велопробегом по Италии. Лучше бы мы остались и помогли ей ухаживать за домашней живностью и убрать урожай винограда.
