Григорий Градовский - Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.
Другой вопрос, предлагаемый почти каждым, относится к санитарной части. Ответ на него нетрудно угадать, имея сведения о состоянии продовольствия. Сытый человек легче переносит все труды и лишения боевой жизни. Санитарное состояние наших войск в Малой Азии в летнюю кампанию можно назвать блестящим. На полк приходилось, например, не более 50 человек больных. Во время походов мне почти не случалось видеть отставших. Страдали только многие от недостатка воды и от солнечного жара. Даже и в лагерной стоянке, в большинстве случаев, вода была драгоценной вещью. Почти все малоазиатские речки текут в глубоких оврагах, спуск и подъем в которые очень велик и стоит немалого труда. Жаль было видеть солдатиков, как они плетутся со своими манерками по таким крутизнам, среди страшной летней жары, когда и по ровному месту двигаться тяжело. Только в последнее время догадались, наконец, завести бочки или тулуки. Тулуки — это очень удобная вещь. Первый раз я видел их в Тифлисе. Это кожаные меха с длинным рукавом, которые надеваются по обе стороны лошади, как вьюки. Бочка может рассохнуться, тяжела и неповоротлива; лошадь же с тулуками везде пройдет. Тулуки очень полезная вещь в походах, и хорошо было бы завести их в каждой роте. Тут один человек может набрать столько воды, что хватит на всех; люди не утомляются в бесконечной носке воды с дальнего расстояния и не вынуждены таскать ее в манерках на спине во время переходов.
В последние недели в войсках начали, однако, усиливаться болезни, особенно дизентерия. Объясняется это, главным образом, климатическими условиями. Становится холодно, желудок легко застуживается. В отряде генерала Тергукасова и в этом отношении хуже. Дизентерия довольно сильна, и случаи заболевания изнурительной лихорадкой очень часты, Госпитали общества Красного Креста и военновременные находились в отличном состоянии, как я уже говорил. Им лично больные выражали самые горячие чувства благодарности, которые они питают к врачам и сестрам милосердия. Но пока раненого доставят в госпиталь, ему немало, однако, придется натерпеться благодаря отсутствию удобных перевозочных средств. С другой стороны, самые неудовлетворительные отзывы слышались о состоянии госпиталей в Тифлисе и Владикавказе. Между прочим, жаловались на крайний недостаток врачей и санитарного персонала.
Третий вопрос касается дисциплины и состояния духа армии. Неизвестно почему, многие опасаются, что дух армии упал и что дисциплина поколеблена целым рядом неудач. Мне кажется, что такое предположение не имеет даже основания, если взять во внимание присущий русскому народу характер и его историю. Неудачи, обыкновенно, закаляли нас, делали лучшими, уничтожали распущенность, отрезвляли, заставляли совершать чудеса, создавали героев и никогда не вели к упадку нравственных сил, к разложению. Войска наши; бодры и уверены: в себе; проявляется даже иногда своего рода радость, что турки дерутся лучше, нежели ожидалось; никто не сомневается в нашей силе, и неудачи приписываются различным сторонним причинам. Если раненые охотно возвращаются в ряды войск и чуть не насильно идут в бой, то какого же еще свидетельства надобно, чтоб увериться в прекрасном духе нашей армии? Что касается дисциплины, то в этом отношении я могу указать на следующий характерный факт: известно, что для армии существует полевой военный суд; суд этот был и в нашем отряде, но, как ему решительно нечего было делать, то через несколько недель, в числе излишних тяжестей, он и был спроважен в Александрополь. Раз только, под Карсом, судили какого-то чеченца за побег, да и то, кажется, более для препровождения времени, потому что чеченцы бегали и прежде, и после суда, но дело оканчивалось ловлей и административными взысканиями. В войсках же того убеждения, что если б и все чеченцы разбежались, то следовало бы только радоваться: избавились бы от лишнего бремени и от немалых расходов на содержание мнимого конного полка, который, того и смотри, выдаст или убежит к неприятелю.
Не заметил я ни пьянства, ни драк в нашей армии. Случалось, правда, иногда, что солдат даст затрещину какому- нибудь армянину, но, право, трудно удержаться даже и более образованному человеку от подобного рода «репресса- лии» при виде того, как армяне нагло обирают с нас кровные денежки за каждую ничтожную вещь, за всякую малейшую услугу. Вообще же войска обращаются прекрасно с жителями и платят за все. Наконец, к сожалению, следует признать, что кулачная расправа все еще в ходу у некоторых плохо воспитанных или обурбонившихся офицеров, особенно по отношению к денщикам. Хотя подобные выходки и несоблюдения закона и могли бы подорвать дисциплину или вызвать не совсем красивые случаи, однако я не видел ни одного примера этому. Во время продолжительных стоянок офицеры играют иногда в карты; но это маленькая, неразорительная игра; ничего похожего на то, что творилось в эпоху крымской войны, не было заметно.
Хочу сказать еще несколько слов относительно разрывных пуль и по поводу пребывания в турецкой армии английского военного агента Кембаля. Об этом также меня часто спрашивают. Уже после Ардагана и во время саганлугской экспедиции не раз приходилось слышать, что турки стреляют разрывными пулями. Я не решался, однако, писать об этом, не имея фактов. Доктор Рейер из Дерпта, заведующий госпиталем местного отдела Красного Креста, прямо отрицал существование разрывных пуль у турок и говорил мне, что ни разу у своих больных не видел ран, произведенных подобными пулями. После дела 13 августа, однако, многие врачи утверждали, что раны от разрывных пуль встречались в их практике, и особенно положительно говорил мне об этом корпусный хирург г-н Малинин. Признаюсь, мне самому однажды показалось, что после падения пули на землю происходил род взрыва; но, быть может, это были кусочки камня вперемешку с песком, отскочившие от удара пули; я старался отыскать такую пулю или ее осколки, но заметил только след, который она сделала по земле. Наконец, незадолго перед моим отъездом из отряда, офицеры гренадерского Мингрельского полка передали мне пулю, вынутую из взятых у турок патронов, называя эту пулю разрывной. Пуля эта хранится у меня в целости, и я готов передать ее компетентным лицам для исследования. Мне кажется, что по конструкции своей она может принадлежать к разряду разрывных пуль, но в действительности неразрывная. В средине, через всю ось, проходит отверстие, в которое вставлена деревянная пластинка в виде затычки, залепленная снизу, в основании пули, воском. Очень может быть, что отдельные лица, в рядах турецкой армии, под влиянием раздражения и вражды, вынимают эту деревянную пластинку и начиняют пулю взрывчатым составом. Только таким предположением можно, по моему мнению, согласить категорическое подтверждение насчет существования разрывных пуль в турецкой армии с отсутствием прямых улик по этому предмету.
