Дмитрий Быстролетов - В старой Африке
Вечером Гай собрал людей и через капрала объяснил им положение. Вещи перепаковали так, чтобы каждый мог получить свою долю груза. Трупы оттащили в кусты.
Когда все поели, Гай приготовил себе мягкое ложе и лег. Мысли теснились в голове, обгоняя друг друга: об ускорении марша, о необходимости усилить поиски дичи. Они приближались к болоту, где будет птица.
Кто-то тронул его за плечо. Гай открыл глаза. Тумба.
— Бвана, где ящик?
— С патронами? Зачем они тебе? Великан нетерпеливо отмахнулся.
— Где маленький живой человек? Гай засмеялся. Дети!
— Иди спать, Тумба!
Он повернулся и закрыл глаза. Так вот, завтра… Снова рука на плече, на этот раз она тяжелая и твердая.
— Бвана, где маленький человек, который наша жизнь? Где?
Большие черные глаза смотрели в упор, возбужденно и требовательно. За спиной великана торчали головы других носильщиков и капрала. «Весь лагерь на ногах. Что за черт…» — мелькнуло в голове Гая.
Он сел и заговорил спокойно, с улыбкой:
— Представления больше не будет! Пластинка унесена водой, потому что тюк раскрылся, ящик выпал из него и был разбит. Ложитесь спать!
Но люди не двигались с места.
— Ящик не надо, — заявил Тумба. — Надо маленький человек. Ты говорить — мы жить, пока он жить. Ты сам говорить. Где он?
Вокруг Гая плотное кольцо людей. «Самое скверное — капрал среди них, — думал он. — Тянет шею из-за спины, дурак, вместо того, чтобы протиснуться вперед и стать с оружием рядом со мной!»
Спокойно Гай растолкал людей и нашел в кустах разломанный ящик. Показал его, разломал совсем и вынул пружину. Объяснил значение пружины и зубчатых колес. С размаху бросил дощечки в огонь костра, а механизм — обратно в кусты. Вытер руки о штаны. Сунул в рот сигарету.
— Ну, поняли? Все! Спать! Капрал, уложи людей! Живо! Гай повернулся было к своему ложу, но Тумба опять шагнул вперед.
— Маленький человек умирать? — спросил он громко. — Он тонуть?
— Его не было, Тумба! Слышишь! Не было! Ты видел пружину? Была только пружина!
Носильщики смотрели из темноты, их глаза светились красным светом от пламени костра. Потом все понуро разошлись и покорно легли на землю.
Гай смертельно устал от хождения по камням… От катастрофы… От своей оплошности… Лежа на груде листьев, он глядел в темноту. Вскоре вой гиен и тявканье шакалов возвестили, что трупы обнаружены. Лесные похороны начались.
Жгучая боль за погибших… Жгучий стыд за свой промах.
Потом мысли естественно переключились на будущее. «Получен жестокий урок, — думал Гай. — На моей ответственности еще шестнадцать человеческих жизней, и я учту случившееся!» Он давал себе клятвы, самые торжественные и страшные, — быть более внимательным и человечным… Пытался закрыть глаза, но это не помогало: мертвые встали перед ним.
С горьким чувством Гай ковылял впереди своего поредевшего отряда, вновь и вновь обдумывал случившееся. Конечно, он сам виноват, что поддался слабости. Вместе с тем вчера произошло еще что-то другое, тоже очень важное: первые признаки падения дисциплины. Люди замялись, не сразу выполнили распоряжение, потом подчинились, но явно неохотно. Это было вчера. Ну, а что может случиться завтра? Ой, как скверно… А если бы они продолжали шуметь? Если бы начался бунт?
Гай не знал, что думать.
Прыгнув с высокого камня, перегруженный носильщик Жан сломал себе ногу. Камень был повыше, чем тот, где Гай заклинил свой сапог, нога была голая, сапог плотно не облегал и не поддерживал ее, и на голову давил тюк. Объективно все это было просто, как выеденное яйцо. Ну, а что дальше? Тащить раненого на носилках? Бамбук в горах не растет, пришлось ломать шесты из сучковатых ветвей, а кресло мастерить из лиан. Все это сильно увеличило вес носилок и уменьшило удобство переноски на голых плечах, да и прыгать по камням или продираться сквозь заросли с такой длинной ношей оказалось почти невозможным. Как ни старались носильщики координировать свои движения, все же раненый Жан несколько раз выпадал из лиановых качелей. С другой стороны, вес пяти тюков при перераспределении груза так увеличил нагрузку десяти носильщиков, что они не могли передвигаться как следует. Караван с большим напряжением сил продвинулся километров на десять и остановился. Сделали привал. Капрал убил трех обезьян, и так как негры не едят обезьяньего мяса, считая это грехом, то капралу пришлось пустить в дело пинки, и он силой принудил людей разобрать свои порции.
Когда стемнело и все улеглись спать, Мулай отозвал Гая в сторону. — Бвана! — начал Мулай, глядя на начальника детскими и свирепыми глазами. — Ты помнишь ребенок? Ты день держать двадцать пять человек за один ребенок. Зачем? Носильщик ходить за куст, ребенок душить, сидеть до вечера. Тебе говорить — дать мать. Ты знать это?
— Подозревал.
— Хорошо. Что теперь? Шестнадцать человек погибать за один?
— Нужно нести, Мулай. Нужно.
— Но гора и болото?
Гай не знал, что ответить. Понимал, что это невозможно, и не находил слов.
— Капрал, мы не можем бросить живого человека на съедение зверям! Мулай остро посмотрел на Гая.
— Тебе заметил, бвама, — люди тебя теперь не любить. Гай отвел взгляд.
— Ты врать, вот что. Врать! Черный врать, белый нет. Кто врать — верить не надо.
С искренним удивлением Гай повернулся к капралу, который стоял навытяжку, не улыбаясь и глядя ему прямо в глаза.
— Что же я врал, Мулай?
— Маленький человек нет. Ты говорить — совсем нет человек. Ты врать! Ему уходить, караван несчастье. Тебя виноват: маленький человек давать гулять, людям врать ему нет на свет. Тебя теперь не слушать. Тебе не слушать — мне не слушать.
Видел — меня р-р-р, как собаки, за мясо обезьян. Р-р-р сегодня меня, р-р-р завтра тебя. Они помолчали.
— И все-таки я не могу бросить живого человека леопардам, пойми же, пойми — не могу!
И снова Мулай остро посмотрел в глаза хозяину.
— Я все понимать. Все хорошо. Я делать.
— Что именно?
— Ты спать, бвана. Завтра — все хорошо. Много-много хорошо. Я — все. — И Мулай ткнул себя в грудь.
Всю ночь Гаю снился какой-то сумбур. Но под утро приснился леопард, и Гай сначала выстрелил и только потом увидел, что ловко пристрелил опасного хищника. Выстрел прозвучал совершенно реально. Во сне Гай почувствовал радость и успокоился. Потом снилось что-то далекое, милое, желанное.
Утром, едва открыв глаза, он вскочил: что с раненым? Все спали — в горах комары беспокоили меньше, и сон стал здоровым и глубоким. У костра сидел капрал.
— Мулай, а где же раненый? Его нет на месте!
— Ему место там! — Капрал указал на заросли. Гай отшатнулся.
