Робин Дэвидсон - Путешествия никогда не кончаются
Наконец я обогнула холм и оказалась на высокой волнистой гряде дюн. Я шла по гребню и смотрела на необъятную бледно-голубую дымчатую чашу со стенками из нескольких полумесяцев прихотливо изогнутых холмов, мерцающих и словно плывущих в этой чаше, смотрела на огненно-желтые дюны, лепившиеся у их подножия и на таинственные фиолетовые горы вдали. Слышали вы когда-нибудь, как горы рычат, подманивая к себе? Эти горы рычали, будто исполинские львы. Звук, доступный для слуха лишь сумасшедших и глухонемых. Открывшийся вид парализовал меня. Ничего подобного этой неукрощенной красоте я не видела никогда в жизни, даже во сне.
Здесь точно смешалось несколько основных типов австралийской пустыни. Холмистые равнины и плато, поросшиеспинифексом и окутанные голубой дымкой; пронзительно яркие дюны; огромные глыбы темно-красного с прожилками песчаника — и посреди всего этого великолепия извивающееся змеей ложе пересохшей реки, затвердевшее, зеленое, со сверкающими белыми камнями. Мы спустились с последней дюны и повернули к колодцу. Верблюды увидели траву и заторопились. Кусты акации так сильно разрослись вокруг, что я не сразу разглядела. До воды было футов пятнадцать, от нее пахло гнилым болотом. Но колодец не пересох, значит, мы сможем пробыть здесь несколько дней, а это главное. Вода — мутная жижа — на вкус была отвратительна, тем не менее с достаточным количеством кофе мне удавалось ее проглотить. В колодце на веревке болталось сплетенное из прутьев ведро, и шансов достать воду с его помощью у меня было не больше, чем у Бакли [40], то есть никаких. Вытаскивая пять галлонов воды своей железной, канистрой, я боялась нажить не одну, а сразу три грыжи.
В тот вечер верблюды катались по белому песку и вздымали тучи пыли, а красные лучи широкобокого заходящего солнца настигали, пронзали эти песчаные облака и обращали их в расплавленное золото. Я лежала на толстом матрасе из опавших листьев, при каждом движении они звенели, как металлические, и во все стороны разбегались огненные зайчики. Легкий ветерок доносил до меня голоса ночи и шелест листвы, а вокруг высились стены призрачного храма из черных, отливавших серебром великанов эвкалиптов, и тонкий серп платиновой луны качался на их ветвях словно в колыбели. Вот оно, сердце мироздания. Я погружалась в сон в этом дворце, и горы истаивали, в глубинах моего мозга. Сердце мироздания, земной рай.
Я решила не трогаться с места, пока не иссякнет вода в колодце. Рик и все мои обязательства стали чем-то далеким и малозначительным, как бы перестали существовать. Я хотела пройти через дюны и добраться до видневшихся вдали гор. Но прежде всего верблюды должны отдохнуть. Корма здесь было сколько угодно. Лебеда, верблюжья колючка, акация — все, что могли только желать их маленькие сердца. Мы с Дигжити обследовали окрестности. Нашли пещеру, покрытую сверху донизу рисунками аборигенов. Потом вскарабкались наверх по узкому коварному провалу в скалах, едва не оглохнув от завываний и свиста ветра. Выбрались на плоскую вершину, где фантастические напластования горных пород напоминали то лестницу с гигантскими ступенями, то могучие контрфорсы. Здесь росли искривленные шишковатые деревья, истерзанные свирепыми ветрами. Я видела, как на горизонте взметнулся к небу столб песка и превратился в красное облако. Немного западнее мы наткнулись на древние пустынные пальмы, которые здесь называют «черными парнями», так как издали они напоминают аборигенов с пучками травы в волосах. Шершавые черные стволы-обрубки с метелками зеленых иголок походили на пришельцев из иного мира, заблудившихся на позабытой всеми планете. И я не могла отделаться от мысли, что нахожусь в заколдованном царстве. Какое-то странное ощущение переполняло мою душу, поднимало над землей как бумажного змея. Я оказалась целиком во власти совершенно незнакомого чувства — радости.
В эти дни как бы отстоялось и стало осязаемым все, что было самого хорошего в моем путешествии. Оно оказалось очень близким к идеалу, как бывает только в мечтах. Я поняла, что многому научилась. Я открыла в себе способности и силы, о существовании которых даже не подозревала в далекие призрачные времена до путешествия. Я воскресила многих людей из своего прошлого и уладила свои внутренние распри с ними. Постигла, что такое любовь. Постигла, что любить-значит желать всего самого лучшего тому, кого любишь, даже если это лучшее исключает тебя самого. Раньше я хотела обладать человеком, не любя его, теперь я научилась любить и желать добра, не посягая на тех, кого люблю. Я поняла, что такое свобода и что значит чувствовать себя в безопасности. Поняла, почему нужно расстаться со множеством привычек. Поняла, что свобода — это постоянная, неотступная борьба со своими слабостями. Постоянство и неотступность требуют такого заряда душевной энергии, каким большинство из нас не обладает. Поэтому мы снова и снова оказываемся в тиская сложившихся стереотипов, в тисках привычек. Привычки создают ощущение безопасности, потому что в коконе привычек легче сохранить себя, правда, в ущерб свободе, Чтобы сломать стереотип и устоять перед соблазном безопасности, нужно решиться на отчаянную схватку с жизнью, но это одна из немногих схваток, в которые стоит ввязываться. Чувствовать себя свободной — значит постоянно открывать что-то новое и постоянно проверять, на что ты способна, это значит рисковать. То есть подвергаться опасности. Страх обычно служит камнем преткновения, но я научилась не только подавлять его, но и использовать в своих целях, а главное, научилась смеяться. Я чувствовала себя всесильной и всевластной, причем добилась этого сама, и потому считала, что могу теперь сидеть сложа руки, так как пустыня ничему больше не может меня научить. Мне! только хотелось сохранить все это в своей памяти. Запомнить эти места и то, что они для меня значили, и как я сюда добралась. Запечатлеть все это в своем мозгу навсегда, навеки.
До путешествия, побарахтавшись в потоке тоски и отчаяния, я каждый раз оказывалась на знакомой отмели, точно меня всегда несло по одному и тому же руслу. На отмели стоял столб с надписью: «Здесь!» — здесь преграда, вот она, пробейся сквозь нее, перепрыгни, сокруши, если хочешь узнать что-то новое. Будто мое истинное «я» постоянно влекло меня к этому месту и, пользуясь каждым удобным случаем, указывало на этот столб. Потому что на нем была кнопка, и нужно было только набраться храбрости и нажать ее. Только вспомнить про нее. Но мы ведь вечно все забываем. Или ленимся шевельнуть пальцем. Или боимся. Или не торопимся, потому что впереди еще столько времени. Так забудем же о препятствиях и останемся в наших комфортабельных жилищах (это ли не здравомыслие?), где можно ни о чем не беспокоиться. Где жить — значит идти мимо жизни и где в полудреме мы благополучно доживаем до старости.
