Барбара Сэвидж - Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)

— Ясно, что по брусчатке. Но ведь я говорю не просто о тряске. Речь о том, что руль поворачивается вправо, а колесо уходит влево! Это уже серьёзно! Брусчатка тут ни при чём. Похоже, полетела передняя вилка.

На мгновение мне подумалось: возможно, закатившиеся глаза Ларри так больше никогда и не вернутся в своё естественное положение. Всё, что мне было видно, так это нижние краешки радужек и одни сплошные белки. Его губы были поджаты так плотно, что рот полностью потонул в усах и бороде. Передо мной был как бы уже не Ларри, а некая человеческая особь, явно доведённая до белого каления.

— Передние вилки не ломаются! Дай сюда велосипед, и я докажу тебе раз и навсегда! Я продемонстрирую тебе, что всё цело. Повторяю, велосипед в порядке, всё дело лишь в твоей технике.

Ларри схватил велосипед, вскочил на него и нажал на педаль. Но не успел он надавить на вторую, как велосипед, отклонившись от прямого пути, уже свернул на многолюдный тротуар. Футах в пятнадцати от места старта каркас обрушился, швырнув моего мужа на стену спешащих мимо пешеходов.

Совершив сокрушительное приземление на цементный тротуар, он отделался обширными ссадинами на руках и ногах, все кости остались целы. Ларри осторожно поднялся, затем поднял с тротуара мой велосипед. Переднее колесо и вилка болтались отдельно от всего остального, соединённые с рамой лишь гибким тормозным тросиком. Рулевая колонка переломилась в месте соединения с передним концом рамы, и Ларри в изумлении таращился на края разрыва. Я не могла удержаться от искушения:

— Слушай-ка, то, что ты сейчас проделал,— самый что ни на есть высший пилотаж. Красиво сработано!

Мы оба рассмеялись, но смех вышел какой-то нервный. Мы прекрасно понимали, что я была на волосок от трагедии. Сломайся вилка чуть раньше, на объездной дороге, или вчера на спуске с холма, итог мог бы получиться крайне мрачным. Один вид колеса, болтающегося на конце троса, как чёртик на ниточке, вызывал у меня тошноту.

— Ладно, уж если ей суждено было сломаться, то нам повезло, что она сломалась в Париже,— заметил Ларри.— На Елисейских полях должно быть предостаточно велосипедных магазинов. Нам не составит большого труда найти вилку, раз уж это французская рама. Я съезжу по магазинам, а ты дотащишь своего калеку до «Америкэн экспресс», возьмёшь почту и дождёшься меня там.

Я прождала Ларри около двух с половиной часов. За это время я дважды успела получить предложение от американских туристов купить мою развалюху. Оба они намеревались совершить путешествие по Европе во взятых напрокат авто, но заоблачные цены на бензин быстро подточили их ресурсы. Вслед за ними две гостиничные горничные подошли поглазеть на моё несчастье. Одна из них говорила по-итальянски. Призвав на помощь все свои более чем скромные познания в итальянском, который я учила в колледже, я, как могла, объяснила ей свою проблему. Когда я закончила, женщина выскочила на улицу и остановила первого же полицейского. Вернувшись, она порадовала меня адресом велосипедной мастерской «Си-Эн-Си», расположенной в полутора милях отсюда. Поблагодарив её, я осталась томиться в ожидании. Наконец, ещё через час, явился Ларри с самыми удивительными новостями.

— Я так и не разжился вилкой, потому что во всех этих лавочках не нашлось ни души, кто ответил бы мне на приветствие, не говоря уже о новых вилках. Стоило мне заговорить по-английски, как их всех словно ветром сдувало. Они категорически отказывались признать сам факт моего существования. Когда же, в конце концов, в седьмой или восьмой по счёту мастерской я нашёл-таки парня, который выслушал меня, то опять же зря потратил время, поскольку он как заведённый твердил мне, что вилки не ломаются.

— Ладно, ладно, может, кто и говорил, что они не ломаются. Как бы то ни было, чудак в последней мастерской, куда я зашёл, отказался поверить, что твоя рама сделана во Франции. Знаешь почему? Да потому, что я обратился к нему по-английски! Раз говорю по-английски, значит, и рама английская. Проще простого. Да, весёленькие два с половиной часа, ничего не скажешь! Что же нам теперь делать? Полночи уйдёт на то, чтобы перетащить велосипед в кемпинг.

— Полиция дала мне название и адрес ещё одной мастерской неподалёку отсюда. Давай попытаем счастья,— предложила я.— Как знать, вдруг здесь люди не станут задирать нос, как на этих кичливых Елисейских полях? На сей раз в подтверждение того, что рама французская, а вилка действительно сломана, мы принесём с собой велосипед как вещественное доказательство.

Я медленно, но упрямо пробиралась вперёд, сквозь уличную суету часа пик, толкая перед собой заднее колесо велосипеда и вскинув на плечи переднее со свободно болтающейся вилкой. Мы прибрели в «Си-Эн-Си» за пятнадцать минут до закрытия, и нам повезло. Приёмщик не только говорил по-английски, но и охотно общался с нами. Он притащил из подвального склада два комплекта вилок. Первая была из тех же легковесных трубок «Рейнольдс-531», что и моя рама, и стоила девяносто долларов. Вторая, стальная, весила как вся рама целиком, к тому же она, никогда не знавшая краски, была чертовски страшна; зато цена оказалась приемлемой — двенадцать долларов. Поскольку мы, как могли, старались урезать наши расходы, дабы компенсировать издержки двух последних месяцев, мы остановились на той, что пострашнее. Меня не волновала перспектива утяжеления моей рамы, зато согревала мысль о спуске с альпийских круч с надёжной стальной вилкой.

Приёмщик предупредил нас, что за подгонку деталей мастерская возьмётся не раньше следующей пятницы, то есть через полторы недели. Мы же собирались пробыть в Париже только четыре дня. Мы стремились как можно скорее приступить к переходу через Альпы, неделя задержки, по существу, гарантировала нам жалкую возню в снегах.

Было уже шесть, когда хозяин мастерской, изъяснявшийся только по-французски, жестами объявил нам о закрытии. Возившийся с нами приёмщик перекинулся парой слов с хозяином, и не успели мы опомниться, как тот сгрёб мою раму и вилку и исчез с ними в подсобке.

— Он установит вилку и соберёт велосипед,— пояснил его помощник.— Хотите — погуляйте, загляните через часок. Мы закрываемся. Вернётесь — постучите, и я впущу вас.

Теперь, когда мы поняли, что вилка, похоже, будет всё-таки установлена, нам полегчало. Ларри вдруг вспомнил, что не ел с самого утра, и заговорил о состоянии «острого истощения», которое обычно наступало всякий раз, когда ему приходилось более четырёх часов обходиться без «заправки».

— Сиди здесь, вдруг возникнут трудности и им потребуется твой совет,— быстро забормотал он.— Я же сбегаю куплю чего-нибудь пожевать. Одна нога здесь — другая там.