60 дней по пятидесятой параллели - Виктор Николаевич Болдырев
Промчались километров десять и опять в грязевой участок угодили, застряли — ни туда, ни сюда. Возимся в грязи. И опять удача — водовоз подоспел на лошади. Подцепил «Москвича» к телеге. Включили газ, напрягли все силы — люди, лошадь, мотор. Вытянули. Еще немного проехали — в Ишим уперлись, около Михайловки. Течение быстрое, речка широкая…
— Без трактора не суйтесь. Не проедете! — предупреждают местные жители.
Обследуем русло. Дно твердое: мелкими камушками усыпано, лишь кое-где пески мягкие. Расставляем вешки — брод извилистый. Скидываем ремень с вентилятора, чтобы свечи не забрызгать. Ринулся Федорыч в реку, змейкой провел машину, только волна пошла. Глубокое место с разгона проскочил и вылетел на другой берег.
Беспокойным стало путешествие — настоящие скачки с препятствиями.
Спускаемся в широкую низменность. Пшеница зеленая вокруг, растет словно рис на болоте. Едва-едва проползли к трактору — он выделен колхозом для буксировки машин через размокшую падь. Подцепил нас и потащил легко, как на салазках. Машина скользит кузовом по липкой грязи. Перебрались через самое трудное место, теперь на Николаевку путь открыт.
Дорожка луговая, ровная. Расхрабрились — с ходу лужи грязи пролетаем. Солнце садится в облака — ветер будет. Пошли колхозные луга, копны и стога сена. Блестят розоватым отсветом разлившиеся озера. С потемневшей равнины веет прохладой.
От самых озер Тенгиза тянется всхолмленная озерная равнина. Сюда стекают воды с возвышенностей Казахского мелкосопочника. Пожалуй, это самый трудный путь.
Где-то близко верховья Ишима — речка Моилда; за речкой — Николаевка. Нужно проскочить Моилду засветло.
Заблестела впереди вода. Что такое?! Вся низина затоплена. Вероятно, недавно здесь была луговая степь, теперь плавают стаи диких уток и гусей, расхаживают цапли. Разлившиеся воды держит плотина — пруд, что ли, был тут или степной лиман? Вода тонким слоем переливается через дамбу, размывает ее. За плотиной — островок, а еще дальше опять вода — это Моилда, совсем мелкая речушка. Нам через плотину ехать нужно.
У острова мутный поток врезается в плотину, спадает водопадом в овраг. Напирает вода, вот-вот сорвет дамбу. Переезжать надо поскорее. Гоним машину по плотине, разбрызгиваем воду, въезжаем в ручей…
И вдруг — бум!
На ладонь только отклонились в сторону. Проваливаемся в глубокую вымоину, набок перекашиваемся, буфер где-то под водой уперся в стенку промоины. Передние колеса в зыбкое дно ушли. Бурлит вода, заливает машину. Плавают между сидений газеты, блокноты, фотоаппарат потонул. Рядом водопад в овраг.
Темно, зажгли фары — плотина держится на волоске. Жмет вода из низины, того и гляди сметет дамбу с провалившейся машиной! А кругом ни души, время позднее — некому помочь, кто поедет в такую пору по бездорожью! Ходим в воде вокруг машины, грязные, мокрые. Что делать, неизвестно…
Стянули вьюк с крыши, разгрузили машину, поставили палатку на островке, словно потерпевшие кораблекрушение. Виктор Николаевич облачается в штормовку, натягивает сапоги и уходит в ночь искать помощи.
Сидим на вьюках, ни пить, ни есть не хочется, поспешили с разведкой, придавила нас неудача. Ума не приложим, как спасти наш степной корабль. Степь окутывает черная ночь, звезд не видно, небо в тучах. Комары напали — кусают.
Над головой проносятся гуси, утки, где-то близко плюхаются на воду. Истошно орут лягушки — перед дождем, верно. Комары рассвирепели. Угораздило же въехать в промоину. Чуть правее взять — и прошли бы. Теперь давно бы у деревни молоко парное попивали.
Долго сидим, прислушиваясь к тревожному шуму воды. Где запропал наш атаман? Вдруг художник вскакивает.
— Смотрите! Слушайте!
Звезда, не звезда разгорается в далекой тьме. Едва слышен рокот мотора.
Трактор идет! Зашевелился лагерь. Федорыч схватывает лопату, срезает крутую глинистую стенку промоины. Мы мигаем электрическим фонариком — сигналим трактору, раскручиваем трос.
А огонь все ярче и ярче, ближе и ближе, то потухнет, то засияет — наверное, трактор в лощину ныряет. Горит одна фара. Вот уже совсем близко рычит мотор. Через речку на остров пошел, разбрызгивает сверкающие в луче капли, ослепляет ярким пучком света.
«Беларусь»! В кабине молодой паренек Эрик, с которым Виктор Николаевич уже успел подружиться. Закипает работа. Тракторист разворачивает трактор, пятится к промоине. Мечутся тени в лучах трех фар. Подцепили трос.
— Давай, Эрик, натягивай!
Взревел трактор, скрипнул «Москвич» и пополз на берег к палатке. Буфер смят, кузов в грязи, но вид у машины бравый. Федорыч тут же заводит мотор. Все в порядке, опять на своих колесах. Не знаем, как благодарить тракториста. Ведь с постели поднялся парень.
— Раз нужно так нужно, — улыбается он; тискаем ему руку. Улыбка у него мягкая, застенчивая. — У нас всякое бывает, вот буря недавно грянула, крыши ураган сорвал, мазанки ливень размыл — дождь сутки лил, низины затопило, телята, козы, овцы гибли. Пришлось спасать, да еще ночью под ливнем…
Прощаемся с колхозным трактористом — он поехал досыпать. Мы тоже успеваем отдохнуть, а утром отчищаемся, отмываемся, и снова в путь. Проехали Новоалексеевку. Дорогу развезло. Едем босые, даже Федорыч тапочки под сиденье забросил, босиком управляет педалями. То и дело останавливаемся, обследуем лужи. Нащупываем фарватер, становимся вместо вешек. Федорыч разгоняет машину полным ходом.
— Ж-ж-ж! — мутная вода разлетается веером, и «Москвич» проносится как по воздуху. Задержка на мгновение чревата бедой. То тут, то там выволакивают нас из грязи попутные машины, тракторы или случайные пешеходы.
Впереди открывается целый городок. Трубы, как на фабрике, силосные башни, какие-то каркасы, двухэтажные дома. Совхозов тут нет, значит, добрались до Ново-Долинки — колхоза имени Тельмана. Подъезжаем к столовой — уже четыре часа, обед окончен. Знакомимся с белокурой буфетчицей, ее зовут Эрна Нейверт. Оказывается, колхоз немецкий.
— Ничего нет, — сокрушается она, — повара ушли… Ужин будем готовить скоро.
— Зеен зи, фрейлин, по кастрюлям, — пускает в ход все
