Эжен Фромантен - Одно лето в Сахаре
Много сил у Абд аль-Кадира отнимала борьба с непокорными феодалами. Шейхи ряда племен, привыкшие к самостийности, не хотели подчиняться власти эмира и презрительно называли период его правления «временем пастухов и марабутов». Это было вызвано тем, что Абд аль-Кадир, сам будучи марабутом (т. е. святым дервишем), обладавшим в глазах верующих благодатью (барака), ниспосланной Аллахом, старался и других марабутов (и вообще пользовавшихся авторитетом религиозных деятелей) привлечь к сотрудничеству в деле объединения всех алжирцев против захватчиков.
А на различные должности в своем государстве эмир очень часто назначал простых людей («пастухов»), справедливо полагая, что именно на их патриотизм и верность можно положиться в отличие от феодалов, нередко его предававших и перебегавших к врагу.
Наиболее трудна была победа Абд аль-Кадира над знаменитым марабутом Мухаммедом ат-Тиджани, которого Фромантен называет в соответствии с нормами алжирского диалектального произношения Теджини. Этот, по словам Фромантена, «великий религиозный деятель» возглавлял могущественное военно-дервишское братство Тиджанийя, под духовным влиянием которого находились многие племена на западе Алжирской Сахары. Имея в своем распоряжении многочисленное воинство и множество неприступных крепостей, ат-Тиджани не считался ни с какой властью в Алжире еще до прихода французов. Янычары дея, в частности, так ни разу и не смогли взять главный оплот ат-Тиджани — хорошо укрепленную и защищенную крепость Айн-Махди. А в 1826 г. ат-Тиджани сам напал на янычар и дошел до Маскары, крупного центра Западного Алжира. С тех пор он стал своего рода царьком Западной Сахары, независимым от кого бы то ни было. К тому же влияние братства Тиджанийя уже тогда вышло за пределы Алжира и распространилось на многие племена Марокко, Сенегала и Судана (т. е. нынешних Мавритании и Мали).
Абд аль-Кадир долго не решался на борьбу с браством Тиджанийя, соперничавшим с его братством Кадырийя. Но в конце концов он вынужден был это сделать. Фромантен в основном верно рассказывает о событиях, связанных с осадой Айн-Махди — резиденции Мухаммеда ат-Тиджани. Осада, однако, длилась не девять, а семь месяцев — с июня 1838 по январь 1839 г. Что же касается интерпретации этих событий, то в авторском тексте чувствуется влияние, с одной стороны, различных сахарских легенд, распространявшихся сторонниками сохранившего свое влияние в Сахаре братства Тиджанийя, а с другой — французской официальной пропаганды, благожелательной к братству Тиджанийя, которое одним из первых признало в Алжире власть колонизаторов, исходя из своей доктрины, гласящей: «Любая власть — от Аллаха».
Однако, поединок между Абд аль-Кадиром и Мухаммедом ат-Тиджани не состоялся вовсе не потому, что последний был «увешан амулетами», а потому, что у него, уже старого и привыкшего только повелевать, не было никаких шансов против тридцатилетнего Абд аль-Кадира, о силе, смелости, меткости и прочих боевых качествах которого ходили легенды, как и о его полководческом таланте, интеллекте, образованности и поэтическом даре. Мухаммед ат-Тиджани был вынужден пойти в конце концов на капитуляцию (при довольно выгодных для него лично условиях) не потому, что «эмир поклялся совершить молитву в мечети Айн-Махди», а потому, что среди осажденных начался голод и у них кончались боеприпасы. Да и технически армия Абд аль-Кадира превосходила тиджанийское воинство: артиллерия эмира непрерывно бомбардировала город, подрывники вели подкопы и сумели взорвать часть городской стены.
Абд аль-Кадир сровнял сдавшуюся крепость с землей не из мести или вероломства, как это описано у Фромантена, а с целью подорвать политическую мощь тиджанийцев, зиждившуюся также и на владении крепостями. И вряд ли можно назвать меч Абд аль-Кадира «обесчещенным святотатственной войной». Это была война не против религиозного деятеля или даже политического соперника. Это была война против предателя-феодала, фактически (а впоследствии и формально) примкнувшего к чужеземным захватчикам. И когда Фромантен, окончив рассказ об Абд аль-Кадире, восхваляет «святость», «добрые деяния» и «жизнь затворника», каковыми якобы прославился Мухаммед ат-Тиджани, то он ошибается. История всех рассудила и каждого поставила на свое место: Абд аль-Кадира — на пьедестал народного героя, марабута ат-Тиджани — в длинный ряд религиозных ретроградов, феодальных авантюристов и эгоистичных политиканов, не желавших и не умевших бороться за свободу своей родины.
Но трудная борьба Абд аль-Кадира, к сожалению, не могла завершиться победой в то время и при тогдашнем соотношении сил. Потерпев поражение от французских войск, эмир в 1843 г. отступил в Марокко, откуда вынужден был уйти в Сахару в 1844 г., а в 1845 г. снова вернулся на запад Алжира, где возглавил антифранцузское восстание, поднятое в его отсутствие простым пастухом Бу Мазой. Неравная борьба продолжалась еще более двух лет, пока в конце 1847 г. французам не удалось взять эмира в плен. Он был отправлен во Францию, где почти пять лет томился в заключении, а затем был выслан на Восток и больше в Алжир не возвращался.
Однако борьба алжирцев против колониального закабаления продолжалась. Еще год после пленения Абд аль-Кадира на востоке страны против завоевателей сражался бей Ахмед. В 1849 г. марабут Бу Зиян, ранее служивший в армии Абд аль-Кадира, поднимает восстание в оазисе Зааджа, на подавление которого у французов ушло около пяти месяцев. Ожесточенное сопротивление повстанцев и зверства усмирителей получили широкий резонанс во Франции. Недаром Фромантен, упоминая о Заадже, делает битву в этом оазисе как бы мерилом «ярости» и «успеха» последующих борцов против колонизаторов. Но до «умиротворения» Алжира было еще далеко. С 1851 г. французам приходится вести длительную шестилетнюю войну против горцев Кабилии (берберской области на севере Алжира), возглавляемых вождем Бу Баглой и народной героиней Лаллой Фатимой. В 1852 г. шейх Мухаммед Бен Абдаллах, провозгласив Абд аль-Кадира святым марабутом, поднимает кочевые племена Сахары на джихад (священную войну) против захватчиков-иноверцев. Главным центром восстания был Лагуат. Фромантен красочно со слов участников и очевидцев описывает подробности штурма Лагуата, во время которого французы понесли огромные потери. Недаром знакомый художнику лейтенант показывает ему места гибели многих французских офицеров и даже одного генерала.
Фромантен приехал в Лагуат всего через несколько месяцев после подавления восстания. Еще свежи раны, еще видны разрушения. Те, кто участвовал в восстании, или убиты, или бежали вместе с вождем повстанцев — шерифом Уарглы, отдаленного сахарского оазиса. Но во всем чувствуется напряженность и настороженность. «Не поручусь, что в один прекрасный день им не захочется свести счеты», — говорит автору лейтенант при виде арабов, которые внешне приветливы к чужеземцам. Основания так говорить были: вскоре многие из лагуатцев поддержали новое восстание шерифа Уарглы, которое завершилось очередной резней, столь же кровавой, как в Заадже и Лагуате. На этот раз восстание произошло южнее, в Туггурте, старинном центре караванных путей. Войсками карателей были окружены и уничтожены в 1854 г. основные силы мятежных племен.
