Андрей Сидоренко - Заяабари (походный роман)
Трудно ориентироваться: пройденный путь кажется длиннее раза в два.
Неправильность душевного состояния очень просто определить, путешествуя в тумане. Насколько длинней становится пройденный путь в уме относительно реального, настолько неправильно вы существуете, и настолько же велико ваше стремление забежать вперед в будущее и оказаться там.
Через некоторое время туман рассеялся. Я без особых приключений обогнул мыс Кулгана и высадился на берег в районе устья речки Глубокая падь.
Хочу сходить в Онгурен и проведать шамана, если там он еще есть. До деревни около часа ходьбы.
Необычное чувство испытывает путешественник, когда меняет способ передвижения, а заодно и среду обитания. Я привык жить сверху воды.
Водяную жизнь гораздо проще сменить на жизнь в небе в качестве воздухоплавателя или даже на жизнь космонавта, но никак не на земное существование. Между водой и сушей — колоссальная разница. Я это понял еще когда работал на пароходе, правда не так отчетливо как сейчас. Во-первых: я был гораздо твердолобей, во-вторых: большой железный пароход не дает возможности почувствовать по-настоящему воду. Несколько дней, проведенных в утлом суденышке, могут подействовать на вас гораздо сильней и правильней, чем долгие месяцы плавания на большой железяке.
Не могу назвать настоящим путешествием плавание на большом корабле. Оно похоже на путешествие в танке. Как я могу объяснить танкисту-путешественнику, как здорово ходить босиком по земле и как важно ощущать планету своим телом. Танкист скажет, что он защищен от нападения диких зверей и ненастья, и будет безусловно прав — броня крепка. Но, защитив себя, он одновременно отгородился от мира. Танкист-путешественник надурил сам себя, положение его комично.
Конструкции вроде танка — бесполезная и очень вредная вещь. Между тем большая часть того, что выдумало человечество, подобно танку. Когда об этом вспоминаю, становится грустно.
Я гораздо более чувствую стихию моря, заплывая на малюсенькой лодочке всего на два километра от берега в Черном море, чем когда бороздил Тихий океан с чувством производственного достоинства на большом железном чудовище. Я гораздо более моряк сейчас, чем тогда, когда совершал трудовой подвиг в северных студеных и южных заграничных морях. Сейчас я водяной человек по-настоящему.
Живя на воде в шаманских местах, находишься под влиянием эжинов вод — Ушан-Ханов (царей вод). Происхождение их небесное. Они — светлые и добродетельные эжины. Буряты считают их старцами, живущими на дне глубоких водоемов. Царей аж 27. Самый главный Ушан Лопсон и его жена Ушан Дабан. Каждый из царей заведует чем-то особенным, что только с водой может случиться. Например, Гэрэл Нойон и его жена Туя Хатан олицетворяют блеск воды и гладкую ее поверхность. Дошхон Нойон — быстрое течение, Дольео Хатан — волнение.
Бреду в направлении Онгурен по проселку. На горизонте показалось село. Признаков жизни издалека и даже вблизи не видать. Такое впечатление, что случился мор от неизвестной заразы или произошла катастрофа в результате стихийного бедствия, или еще какая-то напасть. Лишь когда вошел в центр села, то обнаружил кое-где обитаемые дворы, но сам населенный пункт, чувствовалось, вымирал и стремился превратиться в археологический памятник.
Несмотря на крайнюю захолустность, Онгурен не производил впечатление затрапезности, как это здорово получалось у села Сахюрта-МРС. Никакой особенной архитектуры здесь конечно не было: все те же избы, созданные лишь для защиты человеческих тел от ненастья, но вместе с тем чувствуется во всем неторопливость и оседлость. В Сахюрте такого нет — она как проходной двор.
Мне даже захотелось пожить немного здесь, настолько местное запустение произвело благоприятное впечатление.
Зашел в произвольный двор приобрести творог. Хозяева полностью из бурят, занимаются чем-то для меня непонятным и неприемлемым — убивают барана. Мужчины участвуют в убийстве непосредственно, женщины только сочувствуют в сторонке и находятся на подхвате. Мне не обрадовались, но и не огорчились. Купил немного творога и справился о шамане. Оказывается, последний шаман умер, а новый не родился пока еще. Культовую нужду местное население ездит справлять в Улан-Удэ.
Пошел назад, жуя на ходу онгуренский творог. Не люблю есть в капитальной обстановке. Меня угнетают долгие приготовления пиршеств и изобилие яств. А в общественной столовой кажется, будто попал в тюрьму или в пионерлагерь. Еда на ходу или между прочим очень вредна для здоровья по мнению врачей и любителей здоровья, а мне нравится, и чувствую себя необязательным и свободным.
Мне нравится питаться невзначай, как это делаю здесь, на Байкале. По-другому не хочется. По-моему, обжорство имеет в основе своей коллективную причину.
Вернулся к своей лодке и, не теряя времени, отправился в путь. Хочу успеть удалиться от селения куда подальше, чтобы не спать среди коровьих кизяков, разбросанных по берегу. А может быть они вовсе и не коровьи. Здесь в тайге до сих пор бродят стада диких мустангов, их часто вижу на берегу. Сначала было непривычно наблюдать стада без пастухов. Коровы здесь тоже ходят беспризорными, отчего дичают. Одна из них, сдурев совсем, задрала насмерть человека, который спал в палатке. Что скотине взбрело в голову — трудно сказать, однако меня серьезно по этому поводу предупредили. Ничего себе! Не желаю себе такой неромантической погибели. Я готов закончить жизнь в лапах дикого зверя, только бы не быть забоданным очумевшим от лишней свободы домашним животным. Уж слишком.
Курс на мыс Хардо. Уже поздно, чтобы продолжать поиски удобного места для стоянки, кроме того мыс Хардо дает начало огромному прижиму километров пятнадцать длиной. За сегодня его точно не проскочить.
Высадился сразу за устьем реки Элигей. На берегу — недостроенное зимовье. В нем решаю заночевать.
Природа была прекрасна и великолепна везде, кроме того места, где я остановился (так и не удалось уплыть подальше от селения). Поляна вокруг зимовья сильно уделана животными разного происхождения.
Как все-таки дурно влияют человек и животные его на среду обитания. Удивительна способность людей развести вокруг своих жилищ раскардаш и сделать природу непригодной для радости. Такое впечатление, что все российские деревни сговорились учинить безобразие каждая в своей округе.
Если прикинуть трудозатраты по приведению в негодность территории около человеческих селений, то получится страшная цифра, над которой специально трудиться тяжко.
Ужинать не хотелось, вскипятил чай и, выпив кружек пять, пошел смотреть на Байкал. Расположился на береговой гальке среди коровьих лепешек, уставился на море и погрузился в думы о прекрасном и вечном.
