Тим Северин - Дорогами Чингисхана
Чуть ниже стояла еще одна юрта, третья — примерно в четверти мили, в стороне. Через полчаса я увидел, как из них стали выходить казашки. Очевидно, внезапный снегопад не внес никаких перемен в их повседневные заботы. Женщины облачились в толстые теплые одежды и валенки и замотали головы большими шерстяными платками. Они принялись бить и толкать недовольных яков, привязывали самок и доили их. Ветер усилился, поднимая маленькие снежные вихри и бросая пригоршни снега в работающих женщин. Они сидели на маленьких стульчиках, наклоняя головы к заледенелым ячьим бокам, чтобы снег не сыпал в глаза, и продолжали работать голыми руками.
Кожу пощипывал крепкий морозец. Из дальнего шатра вышел пожилой пастух и побрел в мою сторону. Его одежда, похоже, была обычной для казахов — длинный черный кафтан рубчатой ткани с широкими полами, закрывавшими пятки. Подбитая одежда защищала пастуха от ветра, на голове его была традиционная казахская шапка. Когда-то светло-малиновый, шелк со временем вылинял до цвета розовой вишни. Шею с боков и уши защищали боковые отвороты шапки, а сзади прикрывал еще один прямоугольный отворот. Вся шапка была оторочена мехом с лисьих лап. Сшитая вручную, она смотрелась очень аккуратно. Старый пастух выглядел исхудалым и почерневшим на белом снегу. Должно быть, его стадо убежало во время ночного бурана, и теперь он стоически брел искать своих зверей. Его фигурка становилась все меньше и меньше и наконец совсем затерялась на просторах долины.
Позади меня Камран, выходя из юрты, толкнул ее красную дверь. Он был одет в такой же кафтан и красную шапку, но на ней красовались несколько серо-коричневых перьев. Это были перья совы, талисман. В руках он держал седло и вожжи и направлялся к лошади, которую на ночь привязал к колышку на дальнем склоне. Он собирался объехать окрестности и посмотреть, как его табун перенес эту ночь, а затем перевести животных через гору, поближе к юрте. Чуть позже я увидел, как он скачет вниз по каменистой осыпи, гоня перед собой дюжину казахских лошадок. Они мало отличались от монгольских, возможно, чуть поизящнее сложены и тоньше в кости.
В середине дня, когда снег начал таять, от нижних юрт долины прискакали два казаха. Они прослышали о гостях Камрана и пришли отдать дань уважения искусству Ходжанияза. Они прослышали также, что я интересовался, нет ли в долине охотников с орлами. Каждый из них являл собой величественное зрелище, скача по свежему снегу с громадным беркутом на правой руке.
Карпини, Рубрук, Марко Поло — все средневековые путешественники отмечали страсть монголов к соколиной охоте. Согласно «Сокровенному сказанию», именно так Есугэй-багатур, отец Чингисхана, охотился в долинах возле Бурхан-Халдуна. Знаменитый «дворец наслаждения» Шанду был окружен естественным парком, в котором Хубилай, внук Чингисхана, любил охотиться с хищными птицами. Рубрук писал о своем монгольском хозяине:
…У них в изобилии имеются кречеты, которых они носят на правом плече. На шею каждой птицы надет маленький ремешок, свисающий по середине груди. Когда птицу натравливают на добычу, ее удерживают за этот ремешок, чтобы не снесло ветром.
Беседуя с Рубруком, хан Мунке ласкал свою любимую охотничью птицу, а когда путешественники гостили в Каракоруме, они утверждали, что самым желанным и ценным подарком там считался кречет из царской соколятни.
До сих пор Монголия славится ловчими птицами. В степях, в Хангае и Хэнтэе мы сотни раз видели диких соколов и ястребов. Коршуны кружили над нашей палаткой в ожидании объедков. В горах обитает беркут, похожий на европейского геральдического орла. Полуофициальный монгольский список упоминает также сапсана наряду с такими «международными» видами, как крысы, мыши, воробьи и комнатные мухи. Но сегодня монголы забросили соколиную охоту и оставили давние традиции казахам.
Ловчие орлы смотрелись величаво. Каждая из птиц ростом была с туловище человека и весом в 13–14 фунтов. Для таких тяжелых птиц всадники использовали маленькие деревянные подставки под руку, крепившиеся к седлу. На руку надевали массивную подбитую рукавицу. Орлы в колпачках тихо покачивались в такт движению лошади, поворачивая голову на каждый новый звук. Когда всадники спешились, орлы стряхнули оцепенение и принялись махать крыльями, сохраняя равновесие. Размах их крыльев достигал 5–6 футов, они издавали высокие, резкие крики. Камран вскочил на ноги и тоже принес своего орла, который ночью сидел неподалеку, на скале. Он предложил мне подержать птицу. Я надел тяжелую рукавицу, и на нее посадили огромную птицу. Я почувствовал сильную хватку мощных когтей даже сквозь толстую подбивку рукавицы. В футе от моего лица орел нервно повернул голову, склонил ее, показывая хищно изогнутый клюв — великолепное орудие, пригодное для того, чтобы бить и рвать добычу. Громадную птицу насторожило, что ее посадили на руку к чужаку, но меня успокоили, надев на орла колпачок.
Казахи очень гордились своими орлами, и, хотя сезон охоты начинается только в октябре, птицы уже находились в отличной форме. Мне сказали, что в долине живут, по крайней мере, двадцать человек, которые держат ловчих орлов, а в других поселках Алтая охотников еще больше. Осенью казахи начинают охотничьи набеги. Они скачут по замерзшим долинам, держа птиц на правой руке, в поисках естественной добычи. Чаще всего орлов выпускают на лисицу или волка, однако говорят, что самые храбрые могут напасть на леопарда или грифа.
Камран и другие охотники держались скромно. Они сказали, что натренировать птицу несложно. Охотничий инстинкт делает свое дело, с помощью терпения и бережного отношения можно быстро приучить беркута охотиться вместе с человеком. Орлов берут из гнезда еще слетками и приручают. Когда птенцы окрепнут, их тренируют на кроликах. После этого птицы готовы к охоте. На словах все выходило слишком просто, и я спросил, есть ли в охоте с орлами какие-нибудь трудности. Чтобы поймать взрослого дикого орла, ответил Камран, требуются умение и хитрость, но это стоит потраченных усилий. Дикие орлы смелее и лучше охотятся, чем птицы, выращенные из слетков, потому что они сами учились ловить жертву. Я спросил, сколько времени требуется, чтобы обучить орла. И снова Камран не стал хвалиться. «Неделю или дней десять», — ответил он.
Казахи любят своих орлов, очень о них заботятся, но я не смог удержаться от сожаления, что этих великолепных птиц неволят, несмотря на уход и хорошую пищу. Камран будто бы услышал мои мысли. Он поглаживал своего орла, расправляя ему перья. С орла сняли колпачок, он снова сидел на плече хозяина, расправляя крылья и громко курлыча. «Этому орлу три года, — сказал Камран. — Я надеюсь, он будет охотиться еще много лет, но если ему надоест, я отпущу его обратно в горы. Когда орел стареет или устает, мы возвращаем его в горы, чтобы он снова жил на свободе».
