Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Впрочем, все с удовольствием предвкушали развязку драмы. Учитывая характер вождя, можно было не сомневаться — спектакль будет волнующим.
Вскоре бледных, дрожавших от страха пленников вывели из их временной темницы и выстроили под манговым деревом.
Диого ожидал в окружении говорливых, суетившихся негров, успевших уже хорошенько хлебнуть тростниковой водки, — вождь решил, что по такому случаю нелишне будет подогреть энтузиазм подданных.
Речь вовсе не шла о расследовании, суде или просто создании самой примитивной судебной комиссии. Диого — единовластный господин, он сам вместо трибунала выносил решения, которые обжалованию не подлежали.
Пленников заведомо признали виновными. Оставалось лишь узнать, каково будет наказание.
Кое-кто из присутствовавших, без сомнения, получил указания вождя. Стоило тому подать знак — вперед выступили исполнители его воли.
Каторжников и мулатов схватили, одним рывком сорвали с них одежду, обнаженных швырнули ничком на землю и привязали за руки и за ноги к заранее вбитым кольям.
Лишь Геркулеса не коснулись эти зловещие приготовления. Его, напротив, освободили от пут, и он стоял теперь относительно свободно, но при этом плотно окруженный неграми.
Вождь вновь подал знак. Принесли пучок стеблей тростника, длиной метра полтора, толщиной в палец, гибких, как хлыст, прочных, как шкура носорога, и положили его к ногам изумленного Геркулеса.
— Вперед, приятель, — кивнул ему по-дружески Диого. — Раз уж ты добровольно взял на себя ночью роль палача, выполняй ее. Всыпь-ка по первое число ребяткам, что растянулись здесь, словно лягушки. Для начала десять ударов каждому, чтоб кровь разогреть. Только смотри не жалей их. Врежь добросовестно, от души. Увижу, что хитришь, тебе же хуже будет. Я все сказал.
Ошалевший экзекутор[120] поневоле машинально поднял с земли пучок розог и со всей силы опустил его на спину соратника, который лежал ближе других.
Первому досталось господину Лушу.
Бледный рубец мгновенно вспух поперек хребта старого негодяя, и тот испустил душераздирающий вопль.
— Неплохо, — воскликнул Диого, — неплохо! Чувствуется хорошая школа и твердая рука. Продолжай, дружище!
Звучные удары так и посыпались на худющие мощи бандита. Скоро из горла его вырывались лишь нечленораздельные хрипы.
Десятый удар — кожа в лохмотья, кровь брызнула мелкими частыми каплями.
— Хорошо. — Мучитель неумолим. — Теперь следующего!
Следующий — Красный. При виде приятеля, подходившего к нему с пучком розог, он в ужасе вскрикнул.
Зрители захохотали.
— Что делать, Красный? Это приказ, — произнес Геркулес. Лицо его под обильно стекавшим потом побледнело. — Если хочешь, я могу убить тебя первым ударом — меньше мучений.
— А ну замолчи! И смотри мне… — Диого все слышал. — Берегись, если он умрет… Он мне нужен, понял? Где я, черт побери, еще найду механика в этих проклятых местах? Всыпь ему как следует, чтоб больше не хотелось шутки шутить, как этой ночью. Но чтобы жив остался. А не то!..
— Держись, Красный! — жалобно прошептал господин Луш. — Получить хорошую порку все же лучше, чем стать грудой костей.
Красный, вначале струхнувший, в целом перенес достойно болезненное испытание.
А вот Кривой! Кто бы мог подумать, что он такой трус! Кричал, умолял, плакал. Возмущенные мулаты не могли не одернуть его и не выказать своего презрения.
Они вели себя совсем по-другому. Сокрушительные удары, которые обрушивал на их спины силач, не смогли вырвать у бразильцев ни единой жалобы. Даже Диого, удивленный таким мужеством, оценил гордость дикарей.
Геркулес, считая миссию палача выполненной, с ужасом ожидал собственного наказания. Он вытер рукавом заливший лицо пот и, опираясь на розги, неловко, как медведь, заковылял к вождю.
— Прекрасно, — снова одобрил тот. — Ты понятлив, просто приятно посмотреть. Не устал, а? Тогда начинай сначала.
Услышав эти слова, каторжники в отчаянии завопили, умоляя негра сжалиться. Тот словно получал удовольствие от душераздирающих просьб.
— Ладно, хватит! — твердо произнес он, выслушав все их аргументы. — Раз вы так сердечно просите, пусть будет пятнадцать ударов вместо десяти. А ты, скотина, уж постарайся угодить этим мокрым курицам.
Волей-неволей Геркулесу пришлось снова приниматься за свою страшную работу, хотя даже его бесчувственная натура противилась этому.
Господин Луш, Кривой и Красный потеряли сознание, они больше не кричали. Мулаты молчали, словно тоже лишились чувств, однако жутко исполосованные спины их дергались при каждом ударе, а сквозь сжатые до предела челюсти прорывалось хриплое, прерывистое дыхание.
— Достаточно, — скомандовал Диого, а про себя заметил: «Вот это настоящие мужчины!»
По его знаку те, кто распинал пленников, отвязали их от кольев, вытерли со спин кровь и привели в чувство, вливая в глотки хорошие порции водки.
— Ох!.. Неужели кончилось, — пробормотал, придя в себя, господин Луш. — Бог ты мой! Я весь изодран. Такое ощущение, словно в спину вцепилась стая собак.
— Ну как, старина, хватит с тебя? Будешь еще пытаться вычеркнуть меня из списка живущих на земле? Полагаю, не будешь… Чем суровей урок, тем он полезней.
И, повернувшись к Геркулесу, Диого добавил:
— Пришла твоя очередь. Ты был непосредственным исполнителем. Вполне естественно, и наказание будет суровее.
— И что вы со мной сделаете? — воскликнул прерывающимся голосом громила, ставший от страха слабее ребенка.
— Сейчас увидишь. Давай-ка сам укладывайся на землю, тебя привяжут за руки и за ноги. И не вздумай сопротивляться — башку прострелю.
Здоровущему, бесчувственному верзиле не хватало характера. Бычий организм, а натура мышиная. Он буквально прирос к месту от предчувствия боли, тяжело опустился на землю — руки-ноги ослабли, глаза обезумевшие, черты лица искажены ужасом.
— Да ведь розги он просто не почувствует, — задумчиво произнес Диого.
Геркулес, после нескольких тревожных минут ожидания, вдруг обрел дар речи и принялся умолять непреклонного негра.
— Ладно, не хочешь — не надо, — сказал тот, усмехаясь. — Не будет тебе розог.
— О, благодарю тебя, вождь! — проблеял жалобно бандит. — Прости меня, прости совсем!.. И у тебя не будет слуги вернее. Пощади, господин!.. Пощади… Прости!.. Пусть они меня отвяжут.
— Что ж, я не против. Тебя отвяжут сообщники. Эй ты, старик, на ногах-то держишься? Тогда бери саблю и помоги приятелю.
Господин Луш, изумленный таким странным милосердием, принял из рук одного из негров оружие и наклонился, чтоб разрезать веревку.
