Янн Мартел - Жизнь Пи
В такие минуты я старался собраться с духом. Хватался за тюрбан, который смастерил из лохмотьев, и громко возглашал: «ВОТ ШАПКА ГОСПОДНЯ!»
Хлопал себя по штанам и возглашал: «ВОТ ОДЕЖДЫ ГОСПОДНИ!»
Показывал на Ричарда Паркера и возглашал: «ВОТ КОШКА ГОСПОДНЯ!»
Показывал на шлюпку и возглашал: «ВОТ КОВЧЕГ ГОСПОДЕНЬ!»
Обводил вокруг руками и возглашал: «ВОТ БЕСКРАЙНИЕ ПРОСТОРЫ ГОСПОДНИ!»
Показывал на небо и возглашал: «ВОТ УХО ГОСПОДНЕ!»
Так вспоминал я о сотворении мира и о своем месте в нем.
Только вот шапка Господня почему-то все время разваливалась. Одежды Господни расходились по швам. Кошка Господня постоянно пугала. Ковчег Господень больше смахивал на плавучую тюрьму. Бескрайние просторы Господни медленно изматывали меня донельзя. А ухо Господне, похоже, было глухо к моим мольбам.
Отчаяние окутывало меня непроглядно черной пеленой, не пропускавшей свет ни снаружи, ни изнутри. Это был сущий ад. Слава Богу – преходящий. То косяк рыб облепит сетку, то узел начнет стонать, требуя затянуть его потуже. Или, вспомнив вдруг своих, я порадуюсь: как хорошо, что их не постигли столь страшные муки. И вот уже черная пелена растворяется и пропадает, а Бог остается, теплясь лучиком света в моем сердце. И ко мне снова возвращается любовь.
Глава 75
Однажды, когда, по моим подсчетам, был матушкин день рождения, я во весь голос пропел ей «С днем рождения!».
Глава 76
Я взял себе за правило убирать за Ричардом Паркером. Убедившись, что он испражнился, я тут же брался за уборку, хотя это было небезопасно: до экскрементов еще надо было дотянуться с брезента острогой. В фекалиях быстро заводятся паразиты. В природе животным от этого никакого вреда, потому как они редко задерживаются в тех местах, где испражняются, да и на экскременты почти не обращают внимания; древесные обитатели их вовсе не замечают, а сухопутные, испражнившись, обычно идут себе дальше. Другое дело – ограниченная территория зоопарка: оставить экскременты в клетке животного – значит заразить его повторной инфекцией, поскольку животное не преминет их съесть, ведь звери, как известно, падки на все, что с виду напоминает корм. Вот почему загоны и клетки необходимо чистить, а вовсе не ради того, чтобы пощадить глаза или носы посетителей. Однако сейчас я заботился совсем не о поддержании репутации семейства Пателей, снискавших себе славу заботливых хозяев зоопарка. Через несколько недель у Ричарда Паркера начался запор – он уже испражнялся не чаще одного раза в месяц, и с точки зрения санитарных норм забота о нем едва ли стоила сопряженных с нею опасностей. Убирал же я по другой причине – потому что заметил, как, испражнившись первый раз в шлюпке, Ричард Паркер попытался скрыть результат. Я живо смекнул, что это значило. Выставлять напоказ свои экскременты, да еще с запахом, – вот он, знак социального превосходства. И наоборот, скрыть их означало проявить уважение – уважение ко мне.
Должен заметить, поначалу ему это не нравилось. Он прижимался к днищу шлюпки, запрокинув голову и прижав уши, и тихонько и робко ворчал. Я действовал предельно осторожно и в месте с тем решительно, но не ради собственной безопасности, а чтобы подать ему верный сигнал. И сигнал этот заключался в том, что, взяв его экскременты и повертев несколько секунд в руке, я подносил их к носу, громко втягивал воздух, глядя на него сперва украдкой, а потом во все глаза (если б он только знал, как мне было страшно!), и так и смотрел – достаточно долго, чтобы он начал нервно дрожать, и недостаточно долго, чтобы его спровоцировать. И всякий раз, глянув ему прямо в глаза, я резко свистел в свисток. Таким образом, дразня его взглядом (поскольку прямой взгляд у животных, как и у нас, считается проявлением агрессии) и пронзительным свистом, вызывавшим у него жуткие ассоциации, я давал Ричарду Паркеру понять, что у меня есть право, высшее право, брать и нюхать его экскременты, когда мне хочется. Так что, как видите, меня больше заботила не чистота в моем зоопарке, а мое психологическое превосходство. И это сработало. Ричард Паркер перестал в ответ смотреть мне прямо в глаза; взгляд его будто повисал в воздухе, не задерживаясь ни на мне, ни рядом. Я чувствовал это так же отчетливо, как комья его экскрементов в руке, – утверждение своего превосходства. Подобные упражнения стоили мне сил, но и доставляли большую радость.
Раз уж между нами все начистоту, должен сказать, что я страдал от запора не меньше Ричарда Паркера. Причина тому – наш скудный рацион: слишком мало воды и слишком много белков. Лично для меня облегчаться раз в месяц стало целым событием. Процесс был долгий и мучительный – после такой пытки я лежал без сил, обливаясь потом, как в лихорадке.
Глава 77
Поскольку коробок с аварийным пайком заметно поубавилось, я стал сокращать свой рацион до тех пор, пока, по инструкции, не довел его до двух галет через каждые восемь часов. Мне постоянно хотелось есть. Я думал только о еде. И чем меньше ел, тем больше становились порции, о которых я мечтал. Мои кулинарные фантазии разрослись до размеров Индии. Суп из дала разливался Гангом. А горячие чаппати вырастали до величины с Раджастхан. Плошки риса – никак не меньше Уттар-Прадеша, Самбара получалось столько, что с лихвой хватило бы затопить Тамилнад. И целые горы мороженого – высотой с Гималаи. Со временем фантазии стали более изощренными: под рукой у меня всегда находились свежие продукты, причем сколько душе угодно, и для самых разных блюд; плита со сковородкой всегда были разогреты до нужной температуры; ассортимент продуктов поражал изысканностью; кушанья ни разу не подгорели, ни разу не остались недоваренными, никогда не были слишком горячими или слишком холодными. Каждое блюдо – пальчики оближешь, только дотянуться до него теми же пальцами у меня все никак не получалось.
Аппетиты мои разгорались вместе с фантазиями. Если сначала, взявшись потрошить рыбу, я брезгливо соскабливал с нее даже кожу, то теперь уже впивался в рыбу зубами, не успев очистить чешую от слизи и радуясь добыче как неземному лакомству. Помнится, самыми вкусными были летучки: мясо у них было светло-розовое, нежное. У корифен оно жестче, да и на вкус резковатое. Я оставлял себе даже рыбные головы, вместо того чтобы бросать Ричарду Паркеру или пускать на наживку, как раньше. Большим открытием стало для меня и то, что пресную жидкость можно высасывать не только из глаз крупной рыбы, но и из позвоночника. Ну а самым любимым моим лакомством были черепахи, которых я еще недавно грубо вскрывал ножом и беспечно швырял на дно шлюпки Ричарду Паркеру.
