Сергей Обручев - В неизведанные края

По горам и тундрам Чукотки.

Экспедиция 1934-1935 гг.

К Шелагскому мысу

И первые ветры, и первый прибой,

И первые звезды над головой.

Место действия – Певек, селение на берегу Чаунской губы, лежащей на северном побережье Сибири в 400 километрах восточнее реки Колымы и в тысяче километров от Берингова пролива, отделяющего Азию от Америки. Время – 14 августа 1934 года. Мы высаживаемся с парохода «Смоленск», который прошел сюда из Владивостока, почти не встретив на пути льдов. Сегодня кончается разгрузочная страда: «Смоленск» доставил большие грузы для полярных станций и научных экспедиций, которые надо было в чрезвычайно короткие сроки выгрузить на северном побережье. Навигационный период на восточном отрезке Северного морского пути очень короткий, ежеминутно могут надвинуться с севера льды, и поэтому в разгрузке принимали участие не только пароходная команда и сотрудники той станции, где разгружался пароход, но и все научные и технические работники остальных станций и экспедиций. Особенно трудна была выгрузка на мысе Шелагском, у входа в Чаунскую губу, где разгружались дома для новой полярной станции.

Сначала я принимал участие вместе со всеми в разгрузке и таскал на спине из маленьких разгрузочных барж-кунгасов по зыбким сходням на берег мешки с углем, кули муки и соли, «места» кирпичного чая весом в центнер и тяжелые ящики, но вскоре мне это оказалось не по силам, и меня назначили на более легкую работу – буфетчиком. На моей обязанности лежало разливать суп в тарелки, класть порции второго, вскрывать банки с компотом и разбавлять густой сироп наполовину водой (так инструктировал меня штатный буфетчик). Работа не была трудной, но мы должны были накормить все смены и поэтому дежурили непрерывно по двадцать часов.

Выгрузка в Певеке кажется нам легкой, ведь мы выгружаем собственное снаряжение и продовольствие – десять тонн. Наконец под дружные крики всех семерых сотрудников нашей экспедиции: «Разом, дружно!» – ползут вверх на галечник и наши будущие зимние друзья и мучители – двое аэросаней.

Певек в 1934 году был необычным даже для Чукотского Севера поселением. По самому краю треугольной галечной косы, выдвигающейся от кочковатых склонов горы Паакынай, стоят в ряд девять круглых цилиндрических домиков около 7 метров в поперечнике, с конической крышей. Они похожи на какие-то чудовищные грибы, продукт болотистой тундры. Только мачта с большим красным флагом, поднятым в честь прихода судна, нарушает однообразие их длинного ряда. К востоку от них «рубленые» дома – три избы и землянка. Мы выбираем для своего будущего жилища место по другую сторону, к западу, возле кладбища. Пока у нас еще нет своего дома, и мы ставим палатки на гальке, среди гор нашего груза. Выше крутого обрыва косы сплошная галечная площадка, дальше, во впадинах, между галечными буграми, ютится трава, а еще подальше – неизбежное болото – кочковатая тундра.

На косе три озерка – два пресных и одно солоноватое. В одном берут воду для питья, в другом стирают, третье, еще не вошедшее в плановое распределение, служит только как площадка для охоты на уток. Морские утки время от времени пролетают над головой небольшими стайками, и у наших охотников блестят глаза и руки тянутся к ружьям.

Но охотиться некогда. Скоро осень. В Чаунской губе иногда уже 8 сентября прекращается навигация, и надо к этому времени исследовать все побережье губы (около 400 километров) и еще километров сто берега океана к востоку от Шелагского мыса. Необходимо собрать по берегам губы плавник, принесенный морским течением от устьев Колымы и Лены, и привезти его на нашей моторной шлюпке в лагерь. Из этого плавника мы заготовим дрова на зиму и наберем бревен для постройки дома.

Первоначально я предполагал организовать базу на устье реки Чаун, в южной части губы – центральном пункте района, откуда на аэросанях ближе пройти к горам.

Но капитан «Смоленска» отказался зайти в глубь Чаунской губы: там мелко, нельзя подойти близко к берегу, разгрузка затянется и можно прозевать сжатие льдов у входа в губу и остаться в ней, как в мышеловке.

Мелких транспортных судов в Певеке очень мало – две слабосильные кавасаки[9], и они должны перебросить в Чаун большие грузы фактории и культбазы, так что нельзя и мечтать о перевозке наших десяти тонн, а тем более аэросаней.

Приходится обосноваться в Певеке. Если удастся, перевезем в Чаун немного груза с осенними рейсами, а зимой уже на аэросанях постепенно перебросим все остальное. Певекцы, то есть те русские, которые приехали сюда год назад и уедут в будущем году, пугают нас и капризной погодой в Чаунской губе, и опасностями плавания к востоку от мыса Шелагского, где сейчас нет льда и при отсутствии бухт и прямом скалистом береге негде укрыться от волн. Они рассказывают, как в Чаунской губе в прошлом году кавасаки и кунгас на пути в Чаун были выброшены на берег и разбиты. Поэтому пускаться в плавание на нашей шлюпке да еще с подвесным мотором, по мнению певекцев, очень опасно.

Хотя капитан «Смоленска» и советовал нам заменить нашу шлюпку более мореходным вельботом – ведь условия плавания в Чаунской губе совершенно морские, но мы гордимся своей шлюпкой и надеемся на ее успехи. Да кроме того, ничего другого нам не остается: во Владивостоке удалось достать только эту шлюпку, обычную «шестерку», с тремя парами весел, предназначенную для сообщения судов с берегом. Шлюпка эта имеет одно несомненное преимущество: она гораздо легче вельбота, и в дурную погоду не так трудно будет вытаскивать ее на берег. Во всяком случае сейчас, при отсутствии льдов, она лучше, чем чукотская байдара, сделанная из моржовой кожи, – если ее зальет, то она все же будет плавать, поддерживаемая еще и герметически запаянными медными баками, расположенными вдоль бортов под банками (скамейками).

17 августа мы отплываем на своей шлюпке на север. От Певека до мыса Шелагского, крайнего восточного пункта Чаунской губы, по прямой 44 километра, но мы идем кружным путем, вдоль берега, чтобы изучить прибрежные утесы.

Мотор сегодня хорошо заводится, и Анатолий Денисов, один из наших техников, который едет с нами в этот маршрут, пока что им доволен.

Погода благоприятствует: ветра нет, и только ленивая, мертвая зыбь качает шлюпку и мешает геодезисту Андрею Ковтуну вести съемку – брать буссолью направление пути и делать засечки на вершины гор.

К северу и востоку за горами полуострова Певека открывается бухта с низкой тундрой и лагунами у берега. Сюда северо-западные ветры забивают плавник, и берега покрыты обломками деревьев и большими бревнами и корягами. Здесь привольные места для гусей и уток, но подходить сюда на лодке нельзя: мелко и мертвая зыбь на мели превращается в крутые опрокидывающиеся буруны. Мы идем дальше к северу, к горе Янранай, одинокому конусу у края этой равнины. Здесь начинается скалистый берег, и на мысу у речки волны дают себя чувствовать. Первый наш ночлег не очень приятен: лодка не может подойти к берегу – мелко и, что еще хуже, много крупных камней. Ночью волна усиливается и не дает спокойно уснуть – все выглядываешь из палатки, не бьет ли лодку о камни. Но остановка здесь необходима – надо пойти вдоль речки, по тундре, изучить побережье и взять шлиховые пробы: промыть на лотке речной песок, чтобы выяснить, нет ли признаков золота и олова.