Жюль Верн - Цезарь Каскабель
С того момента, как наши герои решили сообща обвести вокруг пальца его величество Чу-Чука, к господину Каскабелю вернулось его обычное веселое расположение духа, столь подпорченное последними ударами судьбы.
На следующее утро он вместе с господином Сержем отправился на поиски моряков, предполагая, что они передвигаются столь же свободно, как и Каскабели. И правда, у входа в пещеру, которую моряки занимали на околице, состоялась встреча, не вызвавшая никакого противодействия со стороны туземцев.
Одному моряку оказалось около тридцати пяти, другому — лет сорок; оба были русскими. Осунувшиеся, изнуренные лица едва различались под густой шевелюрой и спутанной бородой; они кутались в меховые обноски поверх потрепанной морской формы, голод мучил их не меньше, чем холод; поражал их очень несчастный и даже жалкий вид. Тем не менее они обладали мощным телосложением и, очевидно, при случае не постеснялись бы хорошенько поработать кулаками. В то же время казалось, они совсем не рады знакомству с какими-то иностранцами, о прибытии которых на остров уже знали. И все-таки сходное положение, а также общая цель — выбраться из плена с помощью товарищей по несчастью — не могли не сблизить их с семейством Каскабель.
Господин Серж расспросил обоих по-русски. Старшего звали Ортик, того, что помоложе, — Киршев. После некоторых колебаний они все-таки рассказали о своих приключениях.
— Мы из Риги, — сказал Ортик. — Год назад отправились на борту китобойного судна «Черский» в Ледовитый океан. К несчастью, в конце сезона наш корабль запоздал с выходом в Берингов пролив, был затерт и раздавлен льдами к северу от Ляховских островов. Весь экипаж погиб, кроме Киршева и меня. Вдоволь наигравшись нашей шлюпкой, буря выбросила ее на 6ерга Котельного, прямо в лапы туземцев.
— Когда это случилось?
— Два месяца назад!
— Ну и как вас здесь приняли?
— Наверное, так же, как и вас, — ответил Ортик. — Мы пленники Чу-Чука, и освободит он нас только за выкуп…
— А где мы его возьмем? — недоуменно пожал плечами Киршев
Затем Ортик резко добавил:
— Если только у вас есть деньги… И вы заплатите и за себя, и за нас… Ведь мы земляки, я полагаю?
— Да, — молвил господин Серж. — Но туземцы выкрали все наши деньги, и мы точно так же остались без средств, как и вы!
— Что ж, тогда ничего не поделаешь! — огорчился Ортик.
И они подробно рассказали о деталях здешнего образа жизни. Их поселили в узкой и мрачной снежной яме и предоставили свободу передвижений, но в то же время не спускали с них глаз. Одежда превратилась в лохмотья, питались они только привычной для туземцев едой, которая их никак не устраивала. Ко всему прочему они предполагали, что с наступлением весны надзор станет гораздо строже.
— Тогда будет достаточно завладеть рыбачьей лодкой, чтобы добраться до континента, поэтому туземцы станут более недоверчивыми и, наверное, запрут нас в какой-нибудь норе.
— Но, — возразил господин Серж, — лето ведь настанет только через четыре-пять месяцев; и что ж, сидеть и ждать?
— А вы знаете, как удрать отсюда? — живо поинтересовался Ортик.
— Пока нет, — вздохнул господин Серж. — Но время есть, и, разумеется, мы придумаем, как помочь друг другу… Мне кажется, вы вдоволь настрадались, друзья мои, и если мы можем быть вам полезными…
Моряки поблагодарили господина Сержа, однако в их голосах не слышалось заискивания. Вот разве только, время от времени, помочь им с едой, они будут очень признательны. Больше они ничего не просили, пожалуй, лишь пару теплых одеял. Но жить вместе — нет! Они предпочитали оставаться в своей яме, правда, обещая навещать своих новых знакомых.
Господин Каскабель и Сергей Васильевич простились с моряками. Хотя они не внушали симпатии, это совсем не значило, что надо отказать им в помощи. Потерпевшие бедствие должны оказывать друг другу содействие. Поэтому по мере возможности они постараются облегчить морякам жизнь, а если представится случай уйти с острова, господин Серж о них не забудет. Все-таки земляки…
Прошло две недели. Труппа постепенно привыкала к новой жизни. Каждое утро — вынужденная аудиенция у туземного государя; приходилось терпеть его настоятельные напоминания о выкупе. Он гневался, угрожал, призывал в свидетели своих идолов… Не для себя, для богов он требовал дань.
— Гнусный мошенник! — возмущался господин Каскабель. — Сначала верни наши деньги! А там посмотрим!
В общем и целом, будущее внушало опасения. Он вполне мог в любой момент выполнить свои угрозы, этот Чу-Чук, или «Душка», как прозвал его господин Каскабель, хотя это ласковое, дружеское обращение «шло ему, как соломенная шляпка белокурому англичанину!».
Все свободное время Цезарь ломал голову, как бы сыграть с «императором всея Котельного» какую-нибудь злую шутку. Но какую? Все его усилия оказывались напрасными. Он спрашивал себя, а варит ли еще его котелок? И правда, человек, которому пришла такая красивая, смелая, но достойная сожаления идея — возвращаться из Америки в Европу через Азию, недалек от истины, считая себя не умнее мартышки!
— Да нет же, Цезарь, нет! — твердила Корнелия. — Ты еще придумаешь какой-нибудь изящный трюк! Забудь обо всем, и решение само придет тебе в голову!
— Ты так считаешь?
— Я уверена!
Ну, разве не трогательна безграничная вера госпожи Каскабель в гений своего мужа, даже несмотря на злосчастный проект путешествия!
Кроме того, рядом находился господин Серж, который всегда стремился ободрить унывающих. Он неоднократно пытался заставить Чу-Чука отказаться от необоснованных претензий, но безуспешно. Наоборот, вождь становился все более нетерпеливым. Впрочем, согласись он вернуть свободу Каскабелям, семейство не смогло бы покинуть остров в разгар зимы, при морозах в тридцать — сорок градусов.
Наступило двадцать пятое декабря; Корнелия решила с блеском отметить Рождество. Блеск означал всего-навсего более вкусный и обильный, чем в будни, обед, когда можно выложить на стол все запасы. Поскольку хватало и муки, и риса, и сахара, великолепная хозяйка мастерски соорудила гигантский сладкий пирог, успех которому заранее обеспечен.
Русских моряков также пригласили на праздничный пир, и они в первый раз вошли внутрь «Прекрасной Колесницы».
Как только один из них заговорил (тот, которого звали Киршев), его голос изумил Кайетту до глубины души. Ей показалось, что она его где-то слышала. Но где, никак не могла вспомнить.
Впрочем, ни Корнелия, ни Наполеона, ни Клу не обращали внимания на моряков, казалось, неловко чувствовавших себя в такой компании.
