Гарун Тазиев - Запах серы
По этому поводу я вспомнил ответ одного рабочего с оловянных рудников в Катанге, когда в этот забытый богом уголок Африки впервые прибыл самолет. Мой знакомый Пайя, как и все жители поселка, никогда до этого не видел вблизи летающей машины — редкие самолеты проносились высоко в небе, и африканцы звали их «Ндеке я басунгу» («птица белых»). В тот день горстка европейцев, обслуживающих этот рудник в сотнях километров от побережья, просто купались в блаженстве. За несколько недель упорной работы удалось расчистить и разровнять участок саванны для взлетно-посадочной полосы. Теперь тут будет приземляться почтовый самолет: час лета до ближайшего города вместо пятнадцати часов езды автомобилем.
Столпившиеся на кромке полосы африканцы смотрели на самолет как на вещь, само собой разумеющуюся. Пораженный подобным равнодушием (не свойственным, кстати, их открытому характеру, наделенному безыскусной восторженностью), я спросил Пайю:
— Разве не странно, что такая тяжелогруженая машина может летать, садиться и снова подниматься в воздух? — А чего особенного? — ответил он. — Ее ведь построили для этого.
Видимо, подобная мысль была и у двух наших первых афаров: ведь эту машину построили для полетов, верно? Вот она и летает…
Мы распрощались с ними и сели в вертолет… Афары остались стоять в нескольких шагах от машины. Один грациозно опирался на ружье, второй — на свое копье. Мы застегнули ремни и закрыли плексигласовые дверцы. Летчик включил мотор, лопасти начали вращаться — быстро, еще быстрее. Сильный вихрь закружил песок, заставив хозяев здешних мест спрятаться за куст колючек. Присев там, они продолжали наблюдать за происходящим сквозь сухие ветви. Ни гром турбины, ни вращение винта не вызвали у них страха; они по-прежнему смотрели на все с легкой снисходительной усмешкой.
Винт достиг максимальной скорости вращения. По-прежнему никакой реакции. Летчик слегка двинул вперед рычаг — вертолет оторвался и несколько секунд висел в метре от земли… Секунд, за которые лица афаров исказились, глаза вылезли из орбит, а рот широко раскрылся. Никогда еще мы не видели подобного ужаса на лицах. Мгновением позже они в панике опрометью бросились прочь.
Удивительные открытия
Стрелка компаса указывала на восток, туда, где горизонт прочерчивал контур полого вулкана того типа, что зовется щитовым, поскольку своей формой они напоминают положенный наземь гигантский средневековый щит. А дальше вырисовывался острый конус Афдеры. Пролетая над щитом, мы убедились, что он вовсе не круглый, а вытянутый. По всему его гребню с юго-востока на северо-запад змеились параллельные трещины с четкими краями.
Все это были недвусмысленные признаки геологической молодости. Бесчисленные потоки лавы — застывшей, конечно, но по виду такой свежей, что казалось: она текла еще вчера, — расходились по всей зоне. Одни спускались по западной стороне, другие устремлялись на восток. Эти потоки тянулись на километры, некоторые даже на десятки километров. Мы проследили за их ходом до того места, где они сливались с подобными же лавовыми полями, шедшими с противоположной стороны — от хребта Эрта-Але. Ошибка путешественников, сообщавших об «извержении» Афдеры, теперь легко объяснялась: раскаленные потоки, изливавшиеся из трещин в восточном подножии Алаита, достигли основания конуса Афдеры. А последний был хорошо виден издали, в то время как извергавшийся в действительности вулкан был практически незаметен.
Внизу показалось озеро Джульетти. На сине-зеленой поверхности тянулись длинные полосы ярко-белого «снега». Откуда он здесь?! Когда мы подобрались к озеру по суше, выяснилось, что это пена. Своим происхождением она обязана мыльнянке — траве, растущей на берегу в тени редких пальм. Соленое озеро, питаемое горячими источниками, носит имя итальянца, погибшего с 14 своими спутниками в столкновении с афарами. Этот печальный инцидент побудил нас отказаться в экспедиции от оружия. Автоматы не спасли Джульетти от засады кочевников, равным образом как в 1872 году не помогли пушки Мюнцингеру — швейцарскому гражданину, служившему французским консулом в Массауа, а затем губернатором. Нет, оружие лишь вызвало бы раздражение у кочевников…
Афары называют озеро Джульетти Афрера или Афдера — так же, как вулканический конус, возвышающийся на его юго-западном берегу. С северо-запада к озеру примыкает обширное поле базальтовой лавы, вытекшей из трещин хребта Эрта-Але. Мы летели теперь как раз над ним. Южная часть Эрта-Але представляет собой примитивный тип вулканического образования: простые трещины, через зияющие отверстия которых магма изливалась на поверхность. Редкостное зрелище! Подобное возбуждение я уже испытал 4 месяца назад, когда с самолета мне открылся на суше бывший подводный гюйо. Под нами проплывала вулканическая система, переживавшая период младенчества: из бесчисленных параллельных трещин изливалась настолько жидкая лава, что она не могла образовать солидной толщи, а растекалась на десятки километров вокруг. Поэтому здесь не было вулкана в привычном смысле слова. Первая горка, которую мы обнаружили километрах в двадцати от южной оконечности хребта, была, по сути, холмиком с вытянутым корытообразным кратером.
Летчик и штурман не могли сдержать улыбки при виде наших восторженных физиономий: чем могли нас так обрадовать безжизненные скопления мрачных камней внизу? К сожалению, грохот от винта и турбины не позволял объяснить им суть происходящего. Да и вообще, если честно, я боялся отвлечься и пропустить что-нибудь интересное. Разломы, тянувшиеся параллельно Красному морю, трещины, образованные подвижкой земной коры, базальтовые лавы, чьи застывшие волны свидетельствовали о том, что они поднялись со сравнительно больших глубин, — все это красноречиво говорило нам об одном: о том, что эта впадина или по крайней мере ее северная половина является продолжением Красного моря. Иными словами — океаническим дном.
Открытия последнего десятилетия доказали, что дно каждого океана непрерывно расширяется в обе стороны от рифта, проходящего, как правило, по середине океана. Изливающаяся через разломы рифта магма раздвигает его стенки, подобно клиньям, вбиваемым снизу в «пол». В результате створки гигантской «раздвижной двери» расходятся все дальше и дальше. А поскольку каждая половинка этих дверей несет на себе континенты, последние постоянно дрейфуют: Америка все дальше удаляется от Евроафрики, а Индия уходит под Тибет… Если Афар, как мы предполагали, есть нарождающееся океаническое дно и активная ось его приходится как раз на хребет, проплывавший в полусотне метров под нами, то здесь открывалось сказочное поле для исследований. Ведь на границе между двумя расходящимися тектоническими плитами механизмы дрейфа можно изучать невооруженным глазом: все происходит под открытым небом, а не в глубинах океана под тысячеметровой толщей воды… Попробуй объясни все это скороговоркой по-английски двум пилотам грохочущего вертолета.
