Михoля - Александр Игоревич Грянко
Миша решил дополнить мои мысли и сказал:
– В этой игре мы с тобой управляем маленькими машинками. В жизни подобные ситуации тоже случаются, только в роли машинок – обычные люди. Есть целая система иерархии от низов до самой вершины, на которой сидит царь и управляет людьми, как марионетками, причем бывает и такое, что люди совсем непротив, чтобы с ними так поступали. Помнишь, однажды мы с тобой играли в Царя горы? Так вот там наглядно показано, как человек наверху сталкивает всех подряд, лишь бы его место оставалось за ним. В той игре есть и хорошая сторона. Сторона борьбы, которая воспитывает в нас стойкость ко всем сложным ситуциям. Всегда ли это качество можно считать хорошим? Конечно же, нет. Если его рассматривать, как настойчивость, то в ней есть как хорошее, так и плохое. Например, если девушка отказала парню, он может использовать свою настойчивость в плохом русле. Поэтому чтобы раскрыть все хорошие стороны любой вещи, надо всё делать с любовью. Любовь, в совокупности с настойчивостью, даёт только добродетель, в то время как совокупность со злыми намерениями превращает настойчивость в плохое качество.
Тут Миша стал говорить о том лего-человечке, причём наши мысли были очень похожи. Он сказал, что если человеку всё даётся просто, и при этом он не сделал ничего плохого, то эта ситуация вполне приемлима для жизни. Но чтобы это понять, надо пройти через некоторые сложности. Наш знакомый лего-человечек через эти сложности не прошёл, но ведь мы, когда строили дорогу, ощущали эти сложности на себе, поэтому тут всё в порядке.
Стало холоднее, и мы с Мишей ушли, оставляя за собой разрушенную цивилизацию из песка и камней.
Часть седьмая. Комната розового слона.
Холодало, поэтому приходилось часто бывать дома, вместо того, чтобы шастать по улице. Я старался избегать родительских взглядов, поэтому постоянно сидел в своей комнате. Комната могла быть чем угодно, но в обычное время она была пятнадцать квадратных метров, с белой дверью, сбитой из мусора (оставшегося после изготовления нормальных дверей) каким нибудь работягой, с диваном, за которым я часто прятался, и с цветными детскими обоями. Диван был цвета индиго, если я правильно разбираюсь в цветах, с большой спинкой, за которой было пустое пространство, сделанное вероятно для того, чтобы такие дети, как я, играясь, прятались именно там. Но это были совсем не те прятки, в которые мы часто играли на улице. Нет, это были очень серьёзные прятки, в них я действительно боялся, что меня найдут, ведь наказание, которое после этого я получу, было весьма серьёзным. Прячась от родителей, я нырял за эту диванную стенку и молчал, пытаясь дышать очень тихо. В этот момент моё сердце билось так сильно, как будто кенгуру колотило меня своими ногами и руками изнутри. Хоть я и боялся, одновременно с этим я чувствовал себя защищённым этой тонкой стенкой из низкокачественной древесины. Порой я лежал там по несколько часов, лишь бы скрыться от всего этого ужаса, который с каждым днём нарастал. Радовали в эти моменты лишь обои, на которых была огромная лягушка с огромными глазами, розовый слон, радуга, тучи с каплями и прочая наркомания этого типа.
Никогда не понимал, почему слона нельзя было нарисовать естественным, серым цветом? Почему всё детское очень яркое? Как мозг определяет, что это яркое, а другое нет, если это не касается света?