Джейн Крайл - За подводными сокровищами
На побережье Калифорнии самое сильное течение было у Лагуна Бич — между скалами напротив ресторана «Виктор Гюго». Через глубокий пролив в лагуну проходит мертвая зыбь из тихоокеанской дали. Здесь, в расселинах скал, водится калифорнийская устрица в черной раковине диаметром в девять дюймов. Но при каждой попытке добыть такую устрицу нас уносило течением. Пока достигнешь дна, оказываешься на тридцать футов от той устрицы, над которой нырнул. Затем обратный поток относит в нужную сторону, но при этом дно, устрица и все прочее пролетает мимо со скоростью экспресса.
Выбравшись на берег, чтобы отдохнуть на пляже от сумасшедших полетов у дна залива, мы увидели трех молодых солдат морской пехоты. Они были вооружены новыми блестящими стальными стержнями для ловли устриц. На них были огненно-красные плавки. Каждый нес свою форму, перекинутую через руку. Двое из них рослые, здоровые и сильные ребята. Мускулы их рельефно выделялись при ходьбе. Третий маленький, худощавый юноша, без следов растительности на лице. Трудно представить себе, как он прошел по физическим данным при поступлении на службу. Одежда, которую он нес, казалось, была слишком тяжела для него. Поравнявшись с нами, он остановился.
— Как вы достаете этих устриц, о которых столько разговору? — обратился он к нам. По акценту можно было определить, что он из района Бруклин в Нью-Йорке.
— Внизу в проливе в расселинах скал их полно, — сказал Барни.
— Стоит ли нырять в этакую зыбь? — спросила я с беспокойством. Этого мальчика из Бруклина вообще-то не следовало бы пускать даже в глубокий конец плавательного бассейна.
— Думаю, что стоит, мадам, — ответил он, — во всяком случае мне хотелось бы попробовать.
— Холодновато! — предупредила я.
Он выглядел столь беспомощным и хрупким, что мне захотелось дать ему несколько полезных советов насчет плавания под водой. Я рассказала ему, как очистить легкие, делая глубокие вдохи перед нырянием, как погружаться, не производя лишних движений ногами и не теряя сил на бесполезные удары по поверхности, как быстро достигнуть дна до того, как потребуется сделать новый вдох.
Он все внимательно выслушал, поблагодарил меня и присоединился к своим друзьям, поджидавшим его, стоя в воде. Все трое вместе поплыли от берега и так же вместе исчезли под водой. Мы прождали почти целую минуту, но никто не появлялся.
— Надо пойти поискать их, — обратилась я к Барни, думая об опасной зыби.
Мы нырнули и обнаружили всех троих на двадцатифутовой глубине. Они носились в разные стороны с довольным видом, нанося удары по устрицам, мимо которых их проносило течением. Они находились под водой минуты полторы, а затем, словно по команде, одновременно поднялись на поверхность. В руках у них было полно устриц и омаров.
— Где вы учились нырять и так долго задерживать дыхание? — спросили мы с удивлением.
— Мы подрывники-водолазы, — сказал один, — только что вернулись из южной части Тихого океана, где этим только и занимались.
Стуча зубами, юноша из Бруклина заявил:
— Вода слишком холодна даже для белого медведя. И тридцати секунд под водой не продержишься.
Он был прав. Холодная вода усиливает обмен веществ, повышает потребность в кислороде и таким образом сокращает время, в течение которого можно задерживать дыхание. Холод коварно воздействует на физиологические процессы: сначала наступает усталость, затем теряется ориентировка и наконец — сознание. Усиленный обмен веществ скоро приводит к изнеможению. Тепло теряется настолько быстро, что даже сильное движение не может восстановить его. Температура тела понижается. Человек теряет сознание. В Арктике люди обычно погибают после десятиминутного пребывания в воде, даже если на них надет спасательный пояс, потому что уже не остается сил даже для того, чтобы удержать голову наверху.
Нептуноподобный полковник Норт рассказал нам, как он однажды купался зимой при температуре воды чуть выше 10°. Он потерял ориентировку, выполз из воды и, не сняв маски, полуголый побежал по улицам Ла Джолла, разгоняя пешеходов своим десятифутовым копьем. Задыхаясь, он ввалился в дом, где его жена с гостями играла в бридж. Придя в себя, он был столь же удивлен, что оказался дома, сколь и игравшие в бридж гости, — он совершенно не помнил, каким образом попал домой.
Полные люди, подобно дельфинам и китам, легче переносят холод, потому что у них есть слой жира, который предохраняет тело от потери тепла. Очень худые люди почти совершенно не переносят холода. Наш друг, Бад Янделл, худой и жилистый, и к тому же недавно вернувшийся из южной части Тихого океана, гостил у нас в ноябре месяце, когда температура воды была около 15°. В один ясный день мы повели его купаться. Дно было сплошь усыпано устрицами и кишело омарами. Барни и я настолько были увлечены охотой, что совершенно забыли про Бада. Вдруг мы увидели, как он неуклюже забрался в нашу резиновую лодку и стал грести в направлении моря.
— Куда ты гребешь? — крикнула я.
Ответа не последовало. Он повозился с веслами, а потом, совершенно обессилев, чуть не вывалился из лодки.
Когда мы подплыли к нему, он был почти в бессознательном состоянии от холода. Подтянув лодку к берегу, мы вывалили Бада в мелкую воду и вытащили его на берег. Четыре устрицы, лежавшие на дне лодки, крепко присосались к его тонким посиневшим ногам. Сидевшие на скале доброжелатели предлагали спустить на веревочке бутылку виски. Это бы только ухудшило дело. Ему надо было согреться. Мы втащили его наверх в дом нашего друга, опустили в горячую ванну и напоили горячим чаем. Скоро он пришел в себя, но так ничего и не припомнил — ни того, как он взобрался в лодку, ни того, как мы его тащили вверх по скале.
Мы готовы были переносить холод вод Тихого океана не столько из-за опаловой раковины калифорнийской устрицы и ее сочного белого мяса, сколько из-за того, что она была символом незабываемых дней, когда мерцавший отблеск океана представлялся нам сердцевиной сапфира, светившегося яркой голубизной; когда рощи бурых водорослей отдавали пурпуром, а на полированной поверхности листьев, подобно капелькам росы, сверкали мелкие лазурные рыбки. В такие дни среди огромных черных скал мы находили усыпанные песком ущелья. К их отвесным стенам присасывались синие морские звезды, а на шестьдесят футов глубже медленно проплывали по коридорам скаты и акулы.
Там, где зеленая морская трава покачивалась в такт прибою, нас вели через отмели к логову устриц ярко-красные окуни. Полки омаров, отсвечивавших в тени зеленовато-красным отливом, шевелили своими усиками. Они представлялись нам исполинскими насекомыми, охраняющими вход на кладбище. Здесь было множество устриц, но не их мы искали. Мы влюбились в океан и наслаждались свободой движения, которую нам дали ласты.
