Барбара Кингсолвер - Америка. Чудеса здоровой пищи
Разумеется, ни один кассир в супермаркете не заставлял вас под дулом пистолета перегружать свой организм этой нездоровой пищей. Но человеку присуща слабость — желание поесть жирного и сладкого. Человеческая раса вела борьбу за выживание, развивалась в суровых условиях, где большой удачей было добыть пищу, богатую калориями. Уж не знаю, понимают ли эти биологические законы те, кто занимается маркетингом продуктов питания, но они прекрасно разбираются в человеческих слабостях и безжалостно спекулируют на них. Тучность вообще считается недостатком, результатом безответственного отношения к собственному здоровью, но здесь мы имеем дело с настоящим заговором. Дельцы обсуждают на своих стратегических заседаниях способы втюхать в человека эти дополнительные калории, которые никому не нужны, которые потребитель не желает потреблять. Особенно ощутимо под удар попадают дети: пищевые компании тратят более 10 биллионов долларов ежегодно на создание товаров для детей, причем это отнюдь не пюре из брокколи. Перекормленные дети — настоящая демографическая проблема, во многих отношениях сходная с борьбой с курением в раннем возрасте, с одним важным исключением: ребятишки в данном случае получают яд от самих родителей. Мы все субсидируем дешевые калории, честно платя налоги, причем воротилы бизнеса наживают состояния, а общественное мнение вовсю осуждает тучных потребителей. Ну просто идеальное преступление.
Все промышленно развитые страны пережили период реформ сельского хозяйства и повышенного употребления полуфабрикатов. Но нигде на Земле не стало нормой наращивать жировые складки на талии, как у нас. (В Европе, кстати, до сих пор популярны нудистские пляжи.) В других странах население тоже хорошо питается, но там людям повезло больше: они контролировали избыточные калории культурой питания и привычками: итальянцы или, скажем, японцы имеют национальную кухню, а потому способны координировать то, что может дать их страна, и то, что нужно их организму. Фундаментальные культуры кулинарии эстетичны и функциональны, сохраняют качество и регламентируют количество потребляемой пищи, совместимой с потребностями организма, и это умение передается от одного поколения к другому. И поэтому, хотя экономика многих западных стран в конце двадцатого века раздалась вширь, об их гражданах этого не скажешь.
У нас же, в США, наоборот, скорее поражает, что есть люди, которые воздерживаются от обжорства на фоне окружающего изобилия. Мы даже нашли название для этого феномена — «французский парадокс»: ну как можно отлично проводить время, ублажая себя сыром и жирной гусиной печенью, и при этом оставаться стройными? Прожив несколько лет во Франции, я кое о чем догадалась: французы не употребляют в больших количествах газированную воду; они съедают много блюд за обедом, но порции там крошечные; французы дымят как паровозы (хотя и тут есть сдвиги), и они едят в обществе, не нагребая себе больших количеств еды. Так называемый «шведский стол», устроенный по принципу «все-что-можешь-надо-съесть», мягко выражаясь, не пользуется в Европе популярностью. Благодаря определенным правилам, хорошо развитому вкусу и благовоспитанности организм европейца, похоже, знает свои пределы. В ответ на мой прямой вопрос мои французские друзья признались (кто более, кто менее тактично), что для них настоящий шок — видеть, как люди в США ухитряются проглотить так много этой жуткой американской еды.
Почему же мы ее потребляем? Где наши собственные старинные правила вкуса и благовоспитанности, наши древние компромиссы между человеческим желанием и здравым смыслом? Возможно, мы в спешке выбросили их за окно, перекусывая на ходу в мчащемся куда-то автомобиле?
Культура еды в США давно была отброшена за ненадобностью как типичная для аристократии. Но на самом деле это не так. Культура свойственна человеку как виду. Нас превратила в людей способность не делать всего, что хочется, как это ни спорно. Генетически человек склонен к определенному поведению, в том числе и к такому, которое обществом осуждается: возьмем, к примеру, расизм или адюльтер. С умеренным успехом мы подавляем эти импульсы при помощи гражданских кодексов, религиозных ритуалов, родительских внушений — целый мешок трюков, которые мы называем культурой. Культура еды концентрирует коллективную мудрость народа, учитывает, какие растения и животные произрастают и водятся в данной местности, а также сложные способы сделать их вкусными. Это все исторически ведет к выживанию, хорошему здоровью, контролю за перепроизводством. Опасно жить, не имея этой культуры.
И вот к чему мы пришли. Теперь, несомненно, нам есть о чем беспокоиться. Судьба национальной кухни Северной Америки столь же печальна, как и судьба ее коренного населения, за исключением нескольких реликвий вроде индейки на День благодарения. Конечно, у нас еще остались региональные специфические блюда, но в соусе для барбекю штата Каролина почти наверняка окажутся помидоры из Калифорнии (вполне возможно, что само мясо принадлежит откормленным в Небраске хрякам), а луизианский суп из стручков бамии также наверняка будет содержать выращенную на индонезийской ферме креветку. Если какое-то из этих блюд появится в меню заведения фастфуда со множеством добавленных жиров и HFCS, мы вряд ли распознаем их и вряд ли воздержимся от того, чтобы их съесть. Нам еще предстоит составить свод строгих обобщенных норм, отработать их в семьях, и только тогда мы сможем наслаждаться вкусом и с чувством потреблять то, что дают нам наши страна и климат. А сейчас в США просто засилье скоро-преходящих диет, описания которых заполняют одно за другим полки наших книжных магазинов и наши желудки — ну просто национальные бестселлеры. Девять из десяти специалистов по вопросам питания (данные неофициальные) считают это доказательством того, что американцы совершенно спятили. Могу предложить и более оптимистическую точку зрения: эти наборы предписаний захватывают нас, потому что мы всерьез озабочены разработкой своей собственной культуры еды. Наша нынешняя пищевая промышленность, имеющая целью извлечение прибыли, потерпела крах и в отношении питания оказалась несостоятельной, не способной снабдить нас полезными калориями, и мы ждем с нетерпением какого-то подобия откровения свыше — книги, которая могла бы спасти нас от грешной досады на дешевые жиры и углеводы.
Однако чего уж точно не дают нам эти скоропреходящие диеты — так это чувства национального и биологического единства. Культура еды — не то, что можно продать людям. Она возникает на месте обитания, на определенной почве, вырастает из климата местности, истории, национального темперамента, коллективного ощущения, что ты на своем месте. Все правила каждой из этих скоропреходящих диет в основном сформулированы как отрицания: диктуют, от чего вам следует отказаться. А все вместе они помогают человеку сформировать в себе мощное негативное отношение к самому акту еды. Наши самые прославленные топ-модели, эталоны красоты — тощие, словно вечно недоедают. Но ведь человек по-прежнему животное, которому надо питаться, чтобы выжить. Перефразируя известный лозунг: «Такова биология, дурачок». Культура еды, выраженная в отказе от еды, не просто бесполезна, она вредна.
