Гарун Тазиев - Запах серы
Тайная вылазка
Итак, будучи изгнан из национального парка, посреди которого высится Ньирагонго, я остался без средств. Между тем вулканологические экспедиции стоят недешево, вот почему мне пришлось 5 лет дожидаться новой поездки на этот несравненный вулкан, воспоминания о котором бередили душу.
К сожалению, второе вторжение в сказочный кратер не позволило мне — из-за нехватки средств — ни опуститься ниже, чем пятью годами раньше, ни провести настоящие научные наблюдения. Зато, не считая несколько извращенного удовольствия от нарушения запрета, оно доставило радость, испытать которую можно, только сойдя с торной тропы. Правда, тогда только одна тропа и вела к вершине вулкана. Но по ней мы пойти не могли, так как она была под наблюдением парковых сторожей. Проблема разрешилась, когда с маленького самолета Адриана мы разглядели еще одну сеть слоновьих троп. По ней можно было, избегая охраняемые проходы, пробраться через густые джунгли, покрывавшие нижнюю часть горы.
Мы приняли все меры предосторожности: я сделал вид, что переехал границу и отправился в соседнюю Руанду, усыпив тем самым бдительность полиции национального парка, следившей за мной с момента приезда, а около полуночи пересек границу в обратном направлении. Друзья уже собрали носильщиков в отмеченной нами с самолета точке у начала слоновьей тропы. Ночью же мы взобрались на гору.
Утром погода была скверная: мелкий дождь и туман. Никакой игры оттенков зеленого цвета, обычно наблюдаемой с вулканических вершин. Да и с вершинного гребня смотреть было не на что: кратер был забит дымом. Несмотря на это, мы решили опуститься в него. Нас было немало, так как пятеро друзей супругов Мунк настояли на участии в походе. Двое из них — Тормоз и Дерю были неплохими скалолазами (Тормоз долгие годы был горным проводником), но все остальные оказались дебютантами. Примерно на середине стенки я поручил Тормозу страховать остальных, а сам решил в одиночку добраться до платформы и поскорее оказаться у колодца. К этому меня побудило опасение, что плохая погода может заставить нас вернуться не солоно хлебавши. Я ступил на террасу, а через несколько мгновений туман сгустился настолько, что целые сутки ко мне никто не мог присоединиться. Я провел не очень уютную ночь в кратере, но остальным повезло еще меньше: они застряли на узеньком карнизе и долго потом вспоминали пронизывающую сырость.
Несколько раз за эту нескончаемую ночь я пытался хоть чуточку вздремнуть и согреться, укладываясь на трещинах, откуда выходил пар. Но всякий раз несколько минут спустя струйка ледяной воды из сконденсировавшихся испарений фумаролы будила меня. Тогда я вставал и принимался расхаживать взад и вперед, чтобы немного согреться. Но в плотном тумане ходить можно было очень медленно, так как отсвет не указывал направления огненного колодца, а на скальной платформе невозможно было определить, близок ты или далек от бездны…
Просвет в облаках открыл кусочек усыпанного звездами неба и совсем близко — красноватое свечение вулкана. Лежа на животе и высунув голову, я обнаружил, насколько такое место может быть прекрасно ночью. Разумеется, впечатляло само озеро расплава. Но чего я никогда раньше не видел и чем я четверть века спустя все никак не могу пресытиться, это зрелище вертикальных стенок, залитых светом рдеющего жидкого пламени. Я впитывал взглядом и, можно сказать, всей кожей странное очарование, струившееся от этой колоссальной стены; ее гранатово-пурпурные блики и черные тени чуть заметно играли в зависимости от движения волн 200 метрами ниже.
Восхищаясь, я одновременно отметил две вещи: во-первых, спокойное состояние поверхности расплавленной породы, тогда как в памяти сохранились ее бурные всплески; во-вторых, то, что озеро теперь находилось в новом колодце, уже предыдущего. Ранее не существовавшая терраса теперь отделяла его от подножия стены, о которую прежде бились его волны. Значит, за эти 5 лет озеро заметно сузилось и в то же время ушло вниз на десятки метров. Это показалось мне поразительным.
Так же неожиданно туман сгустился вновь. Непостижимое видение исчезло, как сон… Я отполз на четвереньках на метр, сделал по-военному «кругом», дабы бездна осталась прямо за спиной, и удалился, считая шаги. После каждых пяти шагов я останавливался, приседал, собирал камушки, стараясь сохранить центробежное направление, и складывал небольшой тур. За ночь было еще несколько просветов, и ориентиры, которые я понаставил, чтобы не заблудиться, образовали в итоге настоящую паутину (ее следы мы еще долго находили впоследствии). В ту ночь сеть ориентиров позволила мне двигаться и немного согреваться в промежутках между сеансами наблюдения. Не следует улыбаться, читая об этих внешне излишних мерах предосторожности… Оказавшись один на один с враждебной природой, человек должен быть крайне осторожен. Возможно, это парадокс, но, чем больше рискуешь, тем большая требуется осторожность.
Вскоре после рассвета опять развиднелось. Тормоз и Дерю воспользовались этим, быстро спустились ко мне с едой, термосом горячего чая и — немыслимая роскошь! — спальным мешком… Скинув намокшую одежду, я нырнул в блаженное сухое тепло мешка и заснул еще до того, как мои товарищи полезли наверх страховать остальных членов группы.
Основной целью этого похода к кратеру Ньирагонго был выбор подходящего, места и отработка техники преодоления отвесных стенок центрального колодца, с тем чтобы попытаться добраться до уровня лавы. Во время нашей «премьеры» 1948 года я был ошеломлен открытием и нисколько не думал о проблеме спуска. Однако я не очень доверял впечатлению дебютанта. За прошедшее время я узнал, сколь шаткими бывают обычно стенки кратеров. Поскольку цели у альпинистов и вулканологов разные, следует по мере возможности сводить к минимуму риск и усталость в работе последних. Поэтому я выбрал лебедку. Для ее установки требовалось найти место, наименее подверженное камнепадам.
Увы, устойчивая плохая погода не позволила осуществить намеченное исследование. Пришлось нам вернуться наверх ни с чем и, насквозь продрогнув, двигаться вниз. На обратном пути нас ожидало еще одно приключение: спускаясь в полной темноте по раскисшим от дождя тропинкам, мы заслышали могучий рев слона и обратились в бегство. Кое-кто из нас слонов не боялся, других они пугали. Я относился к первым, но меня, как и всех остальных, мгновенно обуяла паника.
Рев уже сам по себе может повергнуть в ужас. В густой темноте тропического леса этот трубный глас, раздавшийся, казалось, прямо над головой, заставил нас припустить со всех ног. Очень скоро, правда, мы остановились: кто-то запутался ногой в лиане, другой зацепился за упавший ствол, третий стукнулся коленом или головой о дерево. Только распластавшись на мокром перегное, задыхаясь от бешеного бега, я понял, что спасаемся мы от страха, а не от слонов… Обидно. То, что и другие поступили так же, не могло служить утешением.
