Бенгт Даниельссон - Счастливый остров
Однако трудности только начинались — ведь от цели нас все еще отделяло более 350 миль и предстояло отыскать судно, которое шло бы именно на Рароиа.
Пять-шесть шхун водоизмещением не более ста пятидесяти тонн посещают семьдесят восемь островов архипелага Туамоту, скупая копру и перламутр и сбывая муку, спортивные тапочки, одеколон, консервы, пестрые ткани, контрабандный спирт и прочие предметы первой необходимости. Так как копры производится сравнительно немного, владельцы шхун, опасаясь конкуренции, предпочитают держать в тайне свой маршрут и время отплытия. Власти не раз пытались навести хоть какой-то порядок, издавали постановления о том, что каждый шкипер должен вывешивать расписание своих рейсов на почте в Папеэте. Их действительно вывешивают, да только им не очень-то можно верить…
Желая получить более точные данные, мы отправились в гавань, где после усердных поисков ухитрились обнаружить в одном из кабачков капитана, который сообщил, что вот-вот выходит на Туамоту.
— А на Рароиа вы не зайдете? — спросили мы с надеждой.
— На Рароиа? Дайте-ка подумать… Та-а-к… В общем это зависит от того, сколько копры я погружу в других местах.
— Гм… А если у вас будут туда пассажиры?
— Тогда, случись мне зайти на Рароиа, я, конечно, высажу их там. А не зайду — придется им плыть со мной обратно до Папеэте.
— Гм… Сколько же займет плавание до Рароиа, если вы решите туда зайти?
— Это зависит от того, куда я буду заходить по пути. Иногда добираюсь быстро, дней за пять, за шесть, а то и две недели уходит. Ну, а случается, что и вовсе туда не попадаем.
Да, местные шхуны явно не были рассчитаны на пассажирское сообщение…
Кто-то сказал нам, что на Рароиа обычно заходит «Ваиете». Мы снова поспешили в гавань, но оказалось, во-первых, что «Ваиете» посещает совсем другую часть архипелага, а во-вторых, шхуна наскочила на риф, и теперь команда ожидала какой-то таинственной «приливной волны», которая снимет судно. Разумеется, «волны» так и не дождались.
Мы продолжали поиски, опираясь на любезную поддержку таитянского шведа Луиса Карлссона, отец которого в доброе старое время прославил шведские бутерброды и водку на всю Полинезию. Он до открытия Панамского канала, подобно многим другим капитанам, водил судно между Таити и Вальпараисо — бывшим тогда важным транзитным портом. Благодаря усилиям Луиса Карлссона мы заручились в конце концов обещанием владельца «Денизы», что его шхуна высадит нас на Рароиа независимо от того, будет ли там ожидать груз копры или нет.
Но «Дениза» пока что находилась в плавании. Шли дни и недели, о шхуне ничего не было слышно, потом вдруг распространился слух, что «Дениза» дала течь и затонула в открытом море. Увы, этот слух подтвердился.
— Шхуна только что побывала в ремонте, ей сменили обшивку подводной части, а это всегда чревато опасностями, — объяснил судовладелец, делясь с нами печальной новостью. — Вы ведь знаете этих таитян. Поначалу они работают старательно, забивают даже вдвое больше гвоздей, чем нужно. Но потом работа приедается, нет-нет да и забудут прибить доску как следует. В наших краях и не такое случается…
Капитан «Денизы» клялся, что шхуна дотянула бы до Папеэте, если бы команда не ленилась откачивать воду. Но матросам-таитянам не хотелось качать. Не обращая внимания на просьбы и угрозы, они спустили шлюпки и высадились на ближайшем острове, где устроили пир из «спасенных» остатков провианта и груза. Случайно мимо проходила другая шхуна, которая и доставила их на Таити.
Оставалось лишь продолжать поиски… Каждый день мы ходили в гавань и набрели наконец на самое удивительное судно во всей Полинезии, которым командовал не менее оригинальный шкипер. В Папеэте пришел на своей «Чень-хо» француз де Бишоп[9]. Он прогремел на весь мир еще в 1935 году, когда совершил поразительное плавание на полинезийской лодке от Гавайских островов до Франции вокруг мыса Доброй Надежды! Его новое судно во многих отношениях было еще примечательнее. Оно сошло со стапелей перед самой войной, когда некая американская миллионерша воспылала столь пламенной страстью к одному ботанику, что распорядилась построить для него китайскую джонку, чтобы он мог искать новые виды папоротника на островах Тихого океана! (Почему именно джонку, никто не знает: должно быть, ради экзотики.)
Со временем миллионерше наскучили сентиментально-ботанические путешествия, и она преподнесла джонку американским военно-морским силам. Озадаченные необычным даром, военные моряки переоборудовали джонку в офицерскую столовую; об этом периоде живо напоминают многочисленные следы пуль в потолке салона. Однако ботаник, все время остававшийся на борту, не без оснований утверждал, что имеет преимущественные права на джонку. Так как он оказался человеком энергичным и упорным, было в конце концов решено передать злополучное судно ему. Порядка ради он уплатил за джонку один доллар.
Как раз в это время де Бишоп со всем пылом отдался новому увлечению — изучению морских течений. Увидев джонку — единственный еще не испытанный им вид судна, — он был настолько заворожен ею, что решил стать компаньоном владельца «Чень-хо». Первоначально они задумали учредить консультативное бюро по всем вопросам, касающимся папоротников и морских течений, но за отсутствием клиентов оказались вскоре вынужденными отказаться от своей затеи. К моменту нашей встречи де Бишоп перешел на гораздо более прозаическое занятие: он скупал копру во французской Океании для экспорта в Венесуэлу.
Выслушав наши заверения, что на Рароиа есть и копра и папоротники, а морские течения у острова необычайно интересны, он охотно согласился зайти туда во время своего очередного плавания.
Мы радовались от души — трудно было пожелать лучшее судно для плавания в тропиках, чем «Чень-хо». На джонке со времен ее былого великолепия сохранились две каюты «люкс», а о втором славном периоде в ее истории напоминал вместительный бар и гигантский холодильник. Лишь одно обстоятельство смущало нас: де Бишоп ждал папоротниковеда, а тот явно не спешил появиться до начала ураганов. Легко понять, что это нас несколько тревожило, и в начале ноября, когда над горизонтом на востоке появились первые хмурые тучи, мы стали искать другое судно.
Нас выручила «Моана».
От прочих шхун «Моану» отличало лишь одно: в ее трюмах лежал груз, предназначенный для Рароиа. Мы отнесли свой багаж и двух котят (нас предупредили, что на Туамоту много крыс) в каюту, которая по каким-то неведомым причинам именовалась салоном, и обнаружили, что для нас самих уже не остается места. Впрочем, это обстоятельство должно нас только радовать, — уверяли в один голос все, кому когда-либо приходилось иметь дело со здешними шхунами и, в частности, с «Моаной». Действительно, в «салоне» прочно утвердился смешанный аромат несвежей копры, бензина и плесневелой муки.
