Анна Ковальска-Левицка - Мавритания

Вместе с остальными я села в тени палатки на положенную на землю циновку. Прислонившись к кожаной подушке, попивая чай, я стала с интересом присматриваться. На земле кроме циновки и кожаной подушки, которую предложили мне, чтобы я устроилась поудобнее, лежала еще большая овчина, ею в холодные ночи укрывается вся семья. В углах стояла всевозможная утварь — большая с квадратным дном торба, скорее, мешок для одежды, кухонной посуды, одеяла и др. Рядом меньшие по размеру и менее красочные кожаные мешки для мужского имущества. Еще было женское седло, которое выполняло роль полки. На нем лежали бурдюки с маслом, кислым молоком и финиками, кожаный мешок с просяной мукой и другие запасы, такие, как полоски вяленого мяса, кусочки сухого молока, какие-то семена, листья, порошки — все приправы для кухни. В палатку через открытые стены входили козлята. Это от них прячут запасы пищи на возвышении. В углу стояла деревянная миска для дойки верблюдиц, деревянная посудина с ручкой для дойки коз, большой деревянный ушат для водопоя животных и деревянная воронка для наливания молока в кожаные бурдюки. Весь этот набор дополнял жестяной чайник для воды и тщательно накрытый набор для заварки и подачи чая — единственный дорогой предмет, который можно увидеть в этих небогатых помещениях. У палатки в песке лежали седло для езды на осле и красивой формы мужское седло для верблюда. На двух столбиках, вбитых в землю, висел растянутый бурдюк с водой, и среди всего этого беспорядка вертелись козлята и кувыркались дети. В двадцати метрах от палатки, под колючим кустарником находился очаг, на котором хозяйки сейчас вместе с прислугой готовили для нас угощение. Быстро зарезали козу, и кучка детей наблюдала за сложной процедурой снятия шкуры. А это следует делать так, чтобы было как можно меньше порезов; из нее потом сошьют бурдюк.

Если кого-то хотят особо вкусно попотчевать, то забивают козу и из целого животного готовят блюдо под названием мешуи*. Эго большая роскошь. Самые лучшие куски предназначаются гостям и хозяину, зато голова обычно отдается харатинам. Робкая служанка-метиска взяла козью голову в свою палатку и вечером также приготовила угощение для своей семьи: кус-кус с мясным соусом.

Тем временем мы приступили к пиршеству. На круглом латунном подносе с поднятыми краями, выложенном «хлебом», или блинчиками из ячменной муки, в густом пряном соусе плавали куски козьих потрохов, приготовленных в кипящем масле, и куски мяса с костями, зажаренного на огне. Я ждала, пока другие начнут есть, чтобы не совершить какой-нибудь оплошности. Надо было правой рукой (без помощи левой) оторвать кусочек блина и уже им набирать соус. Правда, пока я донесла до рта импровизированную ложку из блинчика, половина соуса вытекла. Тем не менее мне удалось оценить превосходный вкус. Мясо было очень жестким, но аппетитно пахло дымом и ароматными приправами. В конце пиршества хозяин подал финики. Он сам извлекал из них косточки и «фаршировал» шариками масла из козьего молока. Традиционный порядок, который предписывает начинать прием финиками, на сей раз был изменен. Видимо, Бальде сообщил хозяевам о европейском обычае подавать сладкое на десерт. Конечно, женщины не принимали участия в приеме, и, только когда мы отодвинули еще довольно полный поднос, они унесли его и за палаткой устроили себе и детям пир.

Мешуи, которым нас потчевали в лагере регейбат, было подобием «банкета», на который мы были приглашены в Атаре. Там нашим хозяином был Сиди Али, один из самых богатых людей в ксаре. Хозяин принял нас в национальном костюме: в белых туфлях с поднятыми кверху носками, в широких шелковых вышитых черных штанах, просторной белой одежде и голубом тюрбане. Так же прекрасно, хотя и скромнее, чем отец, были одеты три его сына, самые старшие из десяти, которые допускались к «столу». Мы оставили сандалии у порога и вошли в просторную комнату, двери и окна которой выходили во внутренний двор. Пол был устлан матрацами и ковриками, у стен лежали кожаные подушки с красочным орнаментом. Мебели не было. Во всем чувствовалось богатство и изысканность. Когда мы уже уселись в кружок на матрацы, один из сыновей внес миску, чайник и полотенце. Он подходил по очереди ко всем присутствовавшим и поливал на руки над миской. После того как все вымыли руки, внесли нейлоновую скатерть в цветах и расстелили на полу, затем на нее поставили поднос с едой. В густом ароматном соусе плавали куски верблюжьего мяса. Вторым блюдом был кус-кус в жирном томатном соусе. С мясом я еще кое-как справлялась. Я просто брала куски и обгладывала кости. Но как есть рукой рассыпчатые, со стекающим жиром «клецки»? Сопровождавший нас Сиди Моктар показал, как следует это делать. Он набирал пальцами горсточку «клецок» и ловко подбрасывал ее на ладони, образуя небольшие шарики, которые отправлял себе в рот. Я пыталась делать то же самое, но безуспешно. Шарики никак не желали удерживаться, разваливались и превращались в кашицу. Все общество внимательно наблюдало за моими беспомощными усилиями, давало мне советы, но я продолжала оставаться непонятливой ученицей. Чтобы разрядить неловкую атмосферу, я начала смеяться над своей неуклюжестью и отсутствием сноровки. Все весело стали поддакивать. В конце концов не выдержавший Сиди Моктар еще раз выступил в роли покровителя и сам взялся за скатывание шариков, которые потом вкладывал мне в рот. Я была ему искренне благодарна, потому что кус-кус оказался великолепным блюдом. Манера есть руками и вкладывать гостю в рот вкусные куски уже давно перестала вызывать у меня удивление. Ведь я жила в иной цивилизации, и к ней следовало приспосабливаться. Изящество, с которым мавры едят руками, как, впрочем, и все их поведение, совершенно отличается от нашего, но не кажется чем-то неэстетичным. Если же говорить о гигиенической стороне дела, то здесь не остается ничего другого, как положиться на судьбу. Я пила воду из сахарских колодцев, пользуясь никогда не мытыми ковшами, задерживая зубами куски какого-то мусора, пила зрик, который делали в никогда не мытых бурдюках, и старательно размешанный также никогда не мытой рукой гостеприимной мавританки, ела из общей миски, покупала на базаре лепешки из фиников, густо усиженные мухами, — и вернулась такой же здоровой, какой уехала. Следует доверять солнцу пустыни и сухому климату, которые, как говорят, убивают все микробы.

Пиршество у Сиди Али приближалось к концу. Гости стряхнули с рук остатки пищи над подносом, еще раз обмыли ладони (роскошь! воду надо покупать по высоким ценам у водовозов), после чего разлеглись на матрацах и начали чистить зубы маленькими палочками, специально для этого купленными на базаре. Сиди Моктар лежал на спине, высоко упершись ногами о стену, — видимо, он считал, что это полезно для пищеварения. Беседовали вяло. В это время слуга внес небольшую печку с раскаленными углями и банку с вязкой как смола массой. Хозяин слепил из нее шарик и бросил в огонь — все помещение наполнилось голубоватым дымом и приятным ароматом. В конце приема еще раз подали чай и трубки.