Виктор Дихтярев - Вся жизнь - поход
Сам я понимал, что моего студенческого опыта горных путешествий маловато для руководителя, и хотя, уже работая в интернате, закончил школу инструкторов, продолжал читать все, что попадалось из альпенистской литературы, осваивая незнакомые технические приемы умозрительно, но так прочно, что уверенно демонстрировал новшества на тренировках. Да и не только в технических приемах было дело. Я учился по книгам распознавать скрытые под снегом ледовые трещины, определять места возможных камнепадов и сходов лавин, словом, старался сделать все, чтобы наши горные путешествия проходили безаварийно и с большим запасом надежности. И учил этому ребят, а при случае ставил перед ними вопросы, ответы на которые они должны были сами найти.
Скажем, спускаемся мы с памирского перевала. Идем по крупным моренным валам. Рядом поблескивают ручьи, временами уходя под камни, и тогда только слышно как журчит вода под ногами. Останавливаемся на большой утрамбованной площадке. Снежные поля остались позади, склоны уже поросли хвойным лесом, и на площадке полно белых как кости, высушенных солнцем до звенящего стука обломков толстых веток. Но воды нет. Последний ручей ушел под камни в получасе ходьбы от нас. Ребята огорчаются: такое место для лагеря теряем! Значит, еще идти неизвестно сколько, вон по той узкой расщелине, прижатой к хребту высоким травянистым бугром, с разбросанными по склонам чахлыми елями.
- Вода будет через десять минут за бугром, - уверенно говорю я.
- Откуда вы знаете? - удивляются ребята. - Бывали уже здесь?
- Нет. Но вода будет.
- Почему?
- Подумайте.
Начинаются всякие предположения. Я прошу не гадать, а внимательно осмотреться. И постепенно ребята выстраивают логичную цепочку рассуждений: на склонах и на бугре деревья. Дожди здесь редки, значит подпитка идет грунтовыми водами.
На гребне хребта снега нет - ручьи текли только от снежников нашего перевала и только вдоль хребта. Далее: бугор у подошвы в сочной траве, а то что наверху деревья подсохли, так это вода не дотягивается до них. Куда же она девалась - ведь в начале спуска было много ручьев? Ну, ясно: ручьи текут глубоко под камнями - даже журчания не слышно. Значит? Значит ручьи объединившись, пропилили проход под бугром и выплеснутся мощным напором с другой его стороны. Что и требовалось доказать!
Мы быстренько сбежали вниз и увидели как из под бугра хлещет водопад чистейшей отфильтрованной воды.
Все эти премудрости походной жизни постепенно усваивались ребятами. С каждым годом они чувствовали себя в горах уверенней, и удивленно вспоминали нелепости, которые случались со многими в наших первых путешествиях. А мне уже не нужно было беспокоится, что кто-нибудь выкинет необдуманный номер: тех, у кого не хватает ума, тут же остановят товарищи.
Как-то наш директор Михаил Владимирович сказал мне:
- Ты не обращал внимания - почти во всех отрядах на выборных командных должностях стоят туристы.
- Не может быть.
- Точно! - расмеялся Кабатченко. - А почему? Потому что они самые активные и принципиальные. И еще - правда, это неуловимо - за каждым туристом чувствуется моральная поддержка товарищей. Понимаешь, они защищены авторитетом всей твоей группы и потому могут защитить других.
- Не преувеличиваешь?
- Нет. Сколько у нас туристов?
- По списку - около шестидесяти.
- Будем считать пятьдесят. И еще человек двадцать рядом вертится. Представляешь, какая сила! - Кабатченко помолчал.
Печально, если наш - нет, нет, я не примазываюсь - печально, если твой опыт пропадет. Мы очень щедро теряем все, что однажды найдено, нельзя так.
Видимо, что-то тревожило Михаила Владимировича, и он, не закончив разговор, ушел в кабинет.
Через месяц Кабатченко заглянул в Штаб туризма.
- Надо поговорить, - он по привычке вытянулся в кресле и забарабанил по подлокотникам. - Так складывается, что в следующем году я ухожу из интерната. Да, пригласили в аспирантуру, - Михаил Владимирович закрыл глаза и долго молчал. - И не только в аспирантуре дело... В общем, подумай останешься здесь или еще куда.
- А как же с ребятами?
- Да, тяжело, - вздохнул Михаил Владимирович. - Здесь грядут большие перемены... Очень большие. - Михаил Владимирович встал:
- О нашем разговоре знает только Людмила Яковлевна. Год доработаем как обычно. А дальше... - он махнул рукой и, не попрощавшись, ушел.
Я долго раздумывал, как поступить. С одной стороны - отряд, с которым сроднился. Но старших ребят уже нет, уйдут и нынешние восьмиклассники - я вдруг почувствовал, что выдохся, что ничего нового придумать уже не смогу. Четыре года, без оглядки на время, в интернате. Полтора часа на дорогу только в одну сторону. Читаю урывками, все больше в метро. А потом - как будет без Михаила Владимировича? Ведь не на мне, а на нем держится вся система коллектива из разных возрастов. Кто взвалит этот груз на свои плечи? В интернате таких людей нет. А новый директор - как он еще покажет себя?
Ничего я решить не смог и понадеялся на весну - авось, что
нибудь да прояснится. Перед вылетом на Алтай я заглянул в Отдел народного образования того района, в котором начинал десять лет назад, и мне, по старой памяти, тут же предложили школу-восьмилетку, где директором был тоже учитель физкультуры, и по идее мы должны были найти общий язык. Так и случилось.
Территориально школа располагалась очень удачно: рядом парк для лыжных занятий, в пяти минутах ходьбы - стадион. А из окон актового зала была видна школа, из которой я нырнул в интернатскую жизнь. Один виток сделан, теперь все надо начинать сначала.
Школьная группа
Но сначала начинать не пришлось. С учениками быстро установился нужный контакт: уроки, секции, соревнования, спортивные праздники - все, как и должно быть. Я собрал желающих в туристскую группу, соединив ее с интернатской, с которой не порвали связей и бывшие воспитанники. Теперь в походы выходили люди от 12 до 18 лет. Осталась с нами и Людмила Яковлевна, уже работавшая в другой школе, и наше туристское объединение начало приобретать какой-то неопределенный статус. Вроде бы это школьная секция, но в ней много людей из других учебных заведений, и сколько это доставит мне хлопот и неприятностей в будущем, я тогда не догадывался.
Михаил Владимирович ушел в аспирантуру. Защитив диссертацию, работал в Министерстве, потом каким-то начальником в Африке, потом в ЮНЕСКО в Париже, объездил полмира, вернулся, стал ученым секретарем в НИИ, затем вице-президентом чего-то очень академического - словом, занялся бездетной педагогикой. Мы изредка перезванимаемся, еще реже встречаемся, и вспоминая прошлое, Михаил Владимирович говорит, что лучшие его годы прошли в интернате...
