Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
Так как мисс Бакстон известна здесь под именем мадемуазель Морна, ей лучше сохранить псевдоним. Разве нельзя, в самом деле, допустить, что среди окружающих негодяев не окажутся бывшие подчиненные ее брата? К чему же, в таком случае, идти навстречу новой опасности? Эту мысль одобрили единодушно. Было решено, что мисс Бакстон станет, как прежде, мадемуазель Морна.
Мы вовремя пришли к соглашению, так как наш разговор внезапно прерван. По короткому приказу капитана Руфуса нас грубо хватают. Три человека специально занимаются моей скромной персоной. Я снова связан, и отвратительный мешок вновь отделяет меня от внешнего мира. Прежде чем я перестаю различать белый свет, замечаю, что мои компаньоны, включая мисс Бакстон,— извиняюсь! мадемуазель Морна,— подвергаются такому же обращению. Затем, как и раньше, меня уносят… Неужели мне снова придется проделать очередной сеанс джигитовки на манер Мазепы?
Нет. Меня кладут ничком на твердую плоскую поверхность, которая никак не напоминает лошадиную спину. Проходит несколько минут, я ощущаю как бы сильные взмахи крыльев, и поверхность, на которой я лежу, начинает слабо вибрировать. Это продолжается одно мгновение, потом внезапно меня оглушает знакомое жужжание, усиленное в пять, десять, сто раз, и вот я чувствую порывы ветра необычайной силы, увеличивающейся с каждой секундой. В то же самое время я испытываю ощущение… как бы сказать?… ощущение подъема на лифте или, точнее, на русских горках, когда тележка взлетает и спускается по искусственным холмам, когда обрывается дыхание, а сердце сжимает неодолимая тоска. Да, это именно то, что я испытываю.
Это ощущение длится минут пять, потом организм понемногу возвращается в привычное состояние. Тогда, признаюсь, с головой, завязанной в проклятый мешок, лишенный воздуха и света, оглушаемый постоянным жужжанием, я чуть не заснул…
Проснулся я с чувством изумления. Одна из моих рук шевельнулась. Плохо завязанные веревки ослабли, и при бессознательном движении руки отодвинулись одна от другой.
Сначала я остаюсь в неподвижном положении и прислушиваюсь: ведь я не один, как доказывают голоса, которые слышны в окружающем меня шуме. Разговаривают двое.
Один объясняется по-английски, голосом, охрипшим от постоянной пьянки. Другой отвечает на том же языке, но с совершенно фантастической грамматикой, примешивая непонятные слова; думаю, что они принадлежат языку бамбара, так как в них часто слышатся созвучия, к которым я привык за четыре месяца пребывания в этой веселой стране. Один из собеседников подлинный англичанин, другой — негр. Я понимаю все меньше и меньше, а впрочем, все равно. Пусть мои стражи белые или черные, главное, чтобы даже малейшее движение мешка не показало, что я частично получил свободу действий.
Медленно, осторожно я стаскиваю веревки, понемногу освобождаю запястья, и вытягиваю вдоль туловища освобожденные руки.
Так, это сделано. Теперь надо получить обзор.
Как это сделать, я знаю. У меня в кармане нож… нет, не нож, а маленький перочинный ножик, не замеченный бандитами; я не могу воспользоваться им в качестве оружия защиты, но им можно проделать маленькое отверстие в мешке, который меня ослепляет, душит. Остается завладеть ножичком, не привлекая внимания.
Мне удается это сделать через четверть часа медленных телодвижений. Затем, уже вооруженная, моя правая рука поднимается к лицу, и я прорезаю мешок…
Праведное небо! Что я вижу? Я едва удерживаю крик удивления. Мои глаза, устремленные к земле, замечают ее внизу на огромном расстоянии, приблизительно в пятистах метрах. Теперь все ясно. Я на летательной машине, и она уносит меня по воздуху со скоростью экспресса, а может быть, и быстрее.
Едва открывшись, мои глаза вновь закрылись. Признаюсь, я поразился и испугался.
Когда мое сердце восстановило нормальный ритм, я осматриваюсь спокойнее. Подо мной земля с головокружительной скоростью мчится назад. Какова наша скорость? Сто, двести километров в час? Больше? Как бы то ни было — внизу пустыня, песок, камни и кое-где поросли малорослых пальм. Печальная страна!
Однако я представлял ее еще печальнее. Эти карликовые пальмы зелены, а между камнями в изобилии растет трава. Может быть, наперекор легендам, здесь иногда бывает дождь?
Изредка я замечаю аппараты, подобные тому, который несет меня. Одни летят над нами, другие — выше нас. Стая механических птиц мчится в пространстве. Как ни серьезно мое положение, меня охватывает восторг. В конце концов, зрелище восхитительно, и наши враги, кем бы они ни были, необыкновенные люди, с удивительным искусством претворявшие в жизнь древнюю легенду об Икаре[71].
Мой обзор невелик: я слегка поворачиваю голову, чтобы этого не заметили сторожа, и мой взгляд скользит между брусьями, окружающими металлическую платформу со всех сторон. Но так как я смотрю с высоты, мои глаза охватывают значительное пространство.
Ландшафт начинает меняться. Через час полета я вдруг вижу пальмы, луга, сады. Это настоящий оазис, не очень большой, его диаметр не превышает ста пятидесяти метров. Он тотчас исчезает. Но едва мы оставили его позади, как на горизонте перед нами появляется другой, потом — третий, и мы проносимся над ними, как ветер.
В каждом оазисе только один домик. Оттуда выходит человек, привлеченный шумом нашего воздушного аппарата. Я не вижу других. Неужели эти островки зелени имеют только по одному обитателю?
Но передо мной встает новая неразрешимая загадка. Начиная от первого оазиса, наша машина летит над линией столбов, так регулярно расположенных, что мне чудится соединяющая их металлическая нить. Не грежу ли я? Телеграф, телефон в пустыне?
Мы миновали третий оазис, четвертый; затем впереди показался еще один, значительно более обширный. Я замечаю деревья, не только пальмы, но и карите, бомбаксы, баобабы, акации. Я вижу чудесно возделанные поля, на которых работают многочисленные негры. На горизонте появляются стены — мы устремляемся к ним.
Вот мы уже над этим неведомым городом. Наша волшебная птица начинает спускаться. Это город средних размеров, но какой странный! Я ясно различаю полукруглые, концентрические улицы, расположенные в строгом порядке. Центральная часть несколько пустынна, в этот час дня там лишь немного негров, которые скрываются в хижины, заслышав жужжание летательных машин. Наоборот, на окраинах нет недостатка в обитателях. Это белые; они на нас смотрят и — прости меня, Боже! — кажется, показывают кулаки. Я себя напрасно спрашиваю: что мы им сделали?
Но несущая меня машина ускоряет спуск. Мы пересекаем узкую реку, потом у меня создается впечатление, что мы падаем как камень. В действительности, мы описываем головокружительную спираль. У меня душа уходит в пятки. Долечу ли я?…
