Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

— Прекрасно, и это надо иметь в виду, — заметил канадец.

— Но, — возразил я, — по преимуществу выделяет жемчуг особый вид моллюска, так называемая жемчужница, или перловка. И само зерно жемчуга есть не что иное, как сгустившийся перламутр, принявший сферическую форму. Оно или прикрепляется к скорлупе или внедряется в складках тела моллюска и держится там свободно. Зерно жемчуга всегда имеет ядро, твердое тело, состоящее или из бесплодного яичка, или из песчинки, вокруг которых в течение нескольких лет постепенно нарастает перламутровое вещество тонкими и концентрическими слоями.

— Случается ли, что в одной раковине находят по нескольку жемчужин? — спросил Консель.

— Случается. Встречаются даже такие раковины, в которых находится целая коллекция жемчужин. Говорят про одну раковину, — впрочем, я в этом сомневаюсь, — что в ней нашли полтораста акул.

— Сто пятьдесят акул! — вскрикнул, невольно вытаращив глаза, Нед Ленд.

— Как, разве я сказал: акул? — воскликнул я. — Я хотел сказать: полтораста жемчужин. Акул — это была бы бессмыслица.

— Совершенно верно! — согласился Консель. — Но господин профессор, вероятно, нам также расскажет, как добывается этот жемчуг?

— Его добывают различными способами, причем часто практикуют самый простой, именно — ловцы отрывают приставший к створкам жемчуг щипцами. Но обычный способ добывания жемчуга заключается в собирании или извлечении из воды раковин. Собранные раковины раскладывают на рогожи, разостланные на берегу. Моллюски на воздухе умирают и по прошествии дней десяти начинают гнить. Тогда раковины опускают в большие, наполненные морской водой бассейны и здесь их вскрывают и моют.

С этой минуты начинается двойная работа сортировщиков. Прежде всего они отделяют перламутровые пластинки, известные в торговле под названием franche argentée, bâtarde blanche и bâtarde noire, которые продаются ящиками от ста двадцати пяти до ста пятидесяти килограммов. Затем сортировщики вынимают мясо моллюска из раковин, кипятят его и пропускают сквозь сито, чтобы добыть даже самую мелкую жемчужину.

— Цена жемчужин, конечно, зависит от их величины?

— Нет, не от одной величины, — ответил я, — но также и от их формы, их цвета, или, как выражаются, «воды», и их отсвета, то есть мягкого и разноцветного перелива, который придает особую красоту жемчугу. Самый лучший жемчуг носит название perles vierges, он не имеет ни одного пятнышка и всегда находится отдельно в складках тела моллюска; он белый, чаще непрозрачен, но иногда имеет и опаловую прозрачность, и по преимуществу шаровидную или грушеобразную форму. Жемчужины сферической формы идут на украшение браслетов — грушевидные на подвески, и так как они самые драгоценные, то продаются поштучно. Жемчуг, приставший к внутренней поверхности створок, всегда имеет неправильную форму и продается на вес.

Наконец, мелкий жемчуг составляет низший сорт и употребляется для вышивания на церковных украшениях.

— Однако эта разборка, или сортировка, жемчуга по его величине, должно быть, очень кропотливая и трудная работа? — спросил канадец.

— Нет, мой друг! Эта работа производится при помощи одиннадцати сит или решет, в каждом из которых дырочки имеют различные размеры. Жемчуг, оставшийся после просевки в решете, в котором от двадцати до восьмидесяти дыр, считается высшим сортом. Тот же, который не прошел сквозь те же размеры решета, имеющего сто восемьдесят дыр, составляет второй сорт. Последнее решето имеет до тысячи дыр, и весь оставшийся в нем жемчуг составляет низший сорт,

— Это очень искусно, — заметил Консель, — таким образом, сортировка жемчуга производится механически. Господину профессору, быть может, известно, какой доход приносит эксплуатация жемчужных отмелей?

— Судя по указаниям книги Сирра, — ответил я, — цейлонские жемчужные ловли отдаются на откуп за три миллиона акул.

— Франков! — поправил Консель.

— Да, франков — три миллиона франков! — подтвердил я. — Впрочем, я думаю, что в настоящее время эта ловля уже не приносит такого дохода. Примером могут служить американские жемчужные ловли, которые в царствование Карла Пятого приносили четыре миллиона франков дохода, а в настоящее время доход их уменьшился на две трети. В круглой сумме общий доход от добычи жемчуга можно оценить в девять миллионов франков.

— Я слышал, — сказал Консель, — что попадались жемчужины огромной ценности?

— Да, мой друг. Рассказывают, что Юлий Цезарь подарил Сервилии одну жемчужину, стоившую на наши деньги сто двадцать тысяч франков.

— Я слышал, — сказал канадец, — что в древности одна знаменитая дама пила уксус, в котором был растворен жемчуг.

— Это Клеопатра! — сказал Консель.

— Это, должно быть, невкусно, — добавил Нед Ленд.

— Противно, друг Нед, — ответил Консель, — но рюмка уксуса, стоящая пятнадцать тысяч франков, — хорошая цена.

— Сожалею, что я не женат на этой даме, — сказал канадец.

— Нед Ленд — супруг Клеопатры! — воскликнул Консель.

— Да, я должен был жениться, Консель, — ответил серьезно канадец, — и это не моя вина, если дело не заладилось. Я даже купил жемчужное ожерелье Кэти Тендер, моей невесте, но она вышла замуж за другого. И что же, это ожерелье стоило мне не более полутораста долларов, а между тем господин профессор может мне поверить — жемчужины, из которого оно состояло, не прошли бы сквозь решето, в котором только двадцать дыр.

— Мой славный Нед, — ответил я, — это был искусственный жемчуг, простые стеклянные шарики, наполненные жемчужной эссенцией.

— А эта эссенция, — заинтересовался канадец, — дорого, должно быть, стоит?

— Почти ничего. Это не что иное, как серебристое вещество чешуи уклейки, сохраняемое в аммиаке. Оно не имеет никакой ценности.

— Вот почему Кэти Тендер и вышла за другого, — ответил философски Ленд.

— Но я не думаю, — начал я, возвращаясь к разговору о жемчужинах высокой ценности, — чтобы какой-либо государь владел жемчужиной лучше тех, какие находятся у капитана Немо.

— Как, например, такой, — сказал Консель, указывая на великолепную драгоценность, запертую в витрине.

— Да, и я не ошибусь, если определю ее стоимость… в два миллиона…

— Франков, — поторопился подсказать Консель.

— Да, — сказал я, — два миллиона франков, а капитану Немо стоило только наклониться и взять ее.

— А, — вскрикнул Нед Ленд, — кто же поручится, что мы завтра, во время нашей прогулки, не найдем такую же!

— Ба! — воскликнул Консель.

— А почему же нет?

— К чему нам миллионы на борту «Наутилуса»!