Уилфрид Тесиджер - Озерные арабы
В отличие от 1954 года год 1955-й был засушливым. В горах на севере выпало мало снега, и в апреле вода в Тигре едва поднялась над зимним уровнем. Необычный разлив 1954 года погубил поля пшеницы и ячменя по Эль-Гаррафу, Евфрату и в других местах, а в озерном крае не дал возможности обработать обширные рисовые поля между Сайгалом и устьем Адиля. Однако азайриджи и другие племена, чьи рисовые поля лежат за пределами озерного края, смогли после спада воды засеять поля и собрать небывалый урожай на обширных землях, которые вода обычно не заливает; в 1954 году эти земли были залиты и покрыты толстым слоем ила. Теперь исключительно низкий уровень воды позволил жителям озерного края расчистить и возделать намного больше земли, чем обычно, а азайриджи, наоборот, пострадали.
Рисоводы азайриджи насчитывали около сорока тысяч человек и жили в районе нижнего течения Бутайры, рукава Тигра, который отходит от главного русла в десяти милях выше Амары. Воды Бутайры, разделившись на три основных потока, рассеиваются в озерах и болотах к северу от Сайгала. Мы проходили через земли азайриджей в середине апреля. По берегам, почти вплотную одна к другой, стояли зажиточные деревин. Характерной их особенностью были Т-образные рабы; в одном крыле жила семья, в другом останавливались гости. Вокруг домов старост в огромных тростниковых корзинах, закупоренных слоем засохшего буйволового навоза, хранилась доля шейха от урожая риса предыдущего года. По количеству и размерам этих корзин было видно, каким богатым был урожай.
Тем не менее деревни были наполовину пусты. Я знал, что многие азайриджи весной покидают свои деревни, чтобы помочь убрать пшеницу и ячмень на Эль-Гаррафе. Сначала я предположил, что, поскольку виды на урожай риса были плохие, туда отправилось больше людей, чем обычно. Однако, останавливаясь в деревнях азайриджей, мы заметили, что опустели многие большие, добротно построенные дома. Их владельцы вряд ли занимались сбором урожая на Эль-Гаррафе — это было уделом бедняков. Вскоре я узнал, что на самом деле в этом году на жатву отправилось меньше людей, чем обычно. Нам объяснили, что большое число азайриджей, и бедных и зажиточных, перебралось в Багдад и Басру. Это было началом движения в провинции Амара, напоминавшего знаменитую «золотую лихорадку». В результате много деревень оказались заброшенными или полузаброшенными. Все земледельцы были затронуты этим движением, не только азайриджи, но и аль бу-мухаммед, и суайдиты, и суданиты. Устояли только маданы и такие племена скотоводов, как аль иса.
Когда я впервые приехал в Ирак в 1950 году, нефтяные месторождения в Басре еще не были открыты, но в 1955 году они работали на полную мощность, и в страну потекли деньги. В Багдаде сносили и строили заново целые кварталы, всюду прокладывали новые дороги и возводили мосты. Потребность в неквалифицированной рабочей силе была велика, а среди племен ходили преувеличенные слухи о том, сколько можно заработать в городах. Десятки тысяч земледельцев провинции Амара со своими семьями стали уезжать из деревень. Отправляясь на сбор урожая на Эль-Гарраф или в другое место, они брали с собой свой скот и имущество. Теперь же они продавали лодки, буйволов, зерно, буквально все, кроме того, что можно было увезти с собой на автобусе или грузовике, ибо они не собирались возвращаться.
Но они тронулись с земли не по необходимости. В частности, азайриджи, которых уехало больше, чем земледельцев любого другого племени, собрали в ноябре небывалый урожай риса. Правда, им грозил недород в наступающем году, но имеющиеся запасы помогли бы им прожить; те, кто остался, не испытали серьезных трудностей. В 1951 году уровень воды тоже был очень низок, но я тогда не заметил особых признаков нужды среди азайриджей или аль бу-мухаммед. Истина заключалась в том, что слабый разлив 1955 года ускорил массовую миграцию в города, но не был ее причиной.
В предшествующие годы небольшое число людей из племен азайриджей и аль бу-мухаммед уже переехали в Багдад и Басру, где они жили компактно в своих собственных кварталах, поддерживая связь с сородичами в деревнях. Некоторым удалось стать лавочниками или открыть свое маленькое дело и даже преуспеть в этом. Рассказы об их процветании отнюдь не бледнели при пересказе. К. тому же было общеизвестно, что любой здоровый мужчина мог теперь найти в Багдаде работу и зарабатывать по пять шиллингов в день. Эти пять шиллингов казались земледельцам настоящим богатством.
Другой причиной миграции была неудовлетворенность, порожденная образованием. Многие из наиболее предприимчивых юношей в деревнях окончили школу и вследствие этого стали критически воспринимать традиционные ценности деревенской жизни. Они также возмущались властью шейхов и негодовали по поводу их вымогательства. Они мечтали о Багдаде — мире больших возможностей, мире многообразном и увлекательном. Родители с почтением относились к знаниям, почерпнутым их сыновьями из книг, и прислушивались к их словам, но сами они, как правило, слишком привыкали к своему укладу жизни, чтобы сдвинуться с места. Когда в 1955 году молодежь увидела, что обработать можно будет только небольшую часть полей, она стала особенно энергично давить на старших.
— Зачем нам оставаться здесь и надрываться, чтобы вырастить урожай для шейхов? И вообще — почему мы должны работать на них? Мы свободные люди, не рабы, а они обращаются с нами как с собаками. Какие у них права на землю? Правомочное правительство должно было бы отобрать у них землю и отдать ее нам. В этом году поля не будут засеяны, воды-то нет. Если мы останемся здесь, то будем голодать. Если поедем в Багдад, то все мы сможем найти работу и через несколько месяцев разбогатеем. Посмотрите на Зави! Он уехал два года назад в одной рубахе, а теперь у него машина и дом. Али, Аббас, заир Часиб — все уехали. Ганим тоже продает своих буйволов и уезжает. Поехали, отец, скоро мы останемся здесь одни, и тогда шейхи заставят нас выполнять всю работу. Давай уедем, пока они не погнали нас строить большую плотину в Абу-Фале.
Сами шейхи были серьезно озабочены создавшейся проблемой. «Исход» членов племен угрожал оставить их поля без рабочей силы. Власть шейхов над теми, кто оставался, явно слабела и вскоре могла вообще исчезнуть. Перед отъездом в Багдад жители одной из деревень, опекаемой особенно непопулярным шейхом азайриджей, продефилировали перед его мадьяфом, скандируя:
— Лучше быть носильщиком в городе, чем работать на недостойного!
Во многих случаях шейхам следовало винить лишь себя, так как они ужасно зазнались. В 1953 году один из слуг Маджида ударил брата калига из племени шаганба в Эль-Аггаре. Рассвирепевшие жители деревни чуть не убили его, так как калит и его семья пользовались большим уважением односельчан. Маджид послал своего представителя, который наказал палками нескольких старейших жителей деревни. В результате большинство шаганба ушли из Эль-Аггара в Сайгал. Узнав об этом, Маджид при всех воскликнул:
