Кармен Майкл - Танго в стране карнавала

Они посмотрели на стоящего у меня за спиной Фабио, потеющего выпитым виски и похожего на оборотня (расширенные зрачки, всклокоченные кудлатые волосы), потом перевели взгляды на меня.

– Ну вот и славно, – заявила я, не давая никому шанса опомниться и передумать.

Подмигнув рыженькой девушке, я поймала два проезжавших мимо такси, запихнула в машины туристов, содрала с них пятьсот реалов и швырнула Фабио десятку, чтобы купил им выпивку. К этому моменту маятник его эмоций находился где-то в средней позиции, и он устроился на заднем сиденье между двумя парнишками из Манчестера. До меня донесся радостный вопль.

– До встречи, любимая! – проорал Фабио по-английски в окно машины.

До кабаре мы добрались к десяти часам и обнаружили, что зал невесть почему заполнен весьма пожилыми людьми – многие приковыляли на ходунках – и их семьями. Это никак не соответствовало нашим представлениям о публике: воображение рисовало миллионеров с сигарами в зубах и вертлявых официанток в вызывающих нарядах. Не было и красных абажуров, низко висящих над белоснежными скатертями, – зал ярко освещали люминесцентные лампы, не оставлявшие никакого простора фантазии.

Укрывшись в грим-уборной, мы еще разок порепетировали. Дети зрителей тем временем шмыгали у нас под ногами. В этот момент мы вспомнили, что ни разу в жизни не пели в микрофон, и с этой обескураживающей новостью поспешили к Фогетте. Он посоветовал держать микрофон у самых губ. Через несколько минут оркестранты – они уже начали выступление – доиграли пьесу и отодвинулись в глубь сцены. К нашему разочарованию, одеты они были в самые обычные майки и шорты, и это как-то мало вязалось с нашими блестящими концертными костюмами.

Не привлекая к себе внимания, мы выползли на маленькую сцену и какое-то время постояли, разглядывая театралов Рио-де-Жанейро – или, по крайней мере, их дедушек, бабушек и прочих родственников. На мгновение у меня шевельнулась мысль, что зря мы все это затеяли, но Доминик улыбнулась ослепительно, как кинозвезда, и велела думать о предстоящей записи диска. Теперь или никогда, решили мы, – в конце концов, зрители пришли, они были заинтересованы и внимательны… или пьяны и глухи в той же степени, что и всегда.

Поворот … Не слишком слаженно? Да и фиг с ним. Неважно. Поворот … М-да, шероховато мы начали Бонни, но нас поддержала криками группа ребят, на вид туристов, высыпавших к сцене и начавших с топотом отплясывать, – спасибо им, хоть они и оказались безбилетниками, как потом рассказал Рубен. В «Солнце не будет светить» мы не заметили жестикуляции Фогетты, и я спела последний куплет неправильно. «Джолин» сошла более или менее прилично, но, поскольку публика состояла из португалоговорящих бразильцев, они не оценили клевого нью-йоркского шарма, который я постаралась передать своим пением. Венцом и кульминацией вечера была наша композиция «Сердце на веревочке», воткнутая на место «Я буду жить», – импульсивное решение, которое спасло нас от дальнейших унижений и позора.

Нам вяло похлопали, и звук аплодисментов тут же растворился в гомоне и пьяных разговорах. Фогетта сказал, что мы выступили нормально, к вящему разочарованию Густаво, который ожидал «триумфального успеха» или уж, на крайний случай, «трагической катастрофы», чтобы было о чем рассказать на ближайшей вечеринке с коктейлями. Рубен уверял, что мы были великолепны и пригласил нас выступить еще раз. Позднее я рассказала об этом Фабио, и он хитренько заметил: «Просто он намерен переспать с одной из вас». В ответ Доминик сочувственно улыбнулась: «Зависть – ужасная штука, правда?»

Хотя Рубен своего приглашения не повторил, я все-таки сообщила маме по телефону, что собираюсь петь в кабаре в Рио-де-Жанейро. На том конце повисла длинная пауза, после которой мама начала разговор на другие темы – о деньгах, образовании и визах. Под конец, мечтая только, чтобы она от меня отстала, я радостно прощебетала:

– Ну хорошо, я вернусь домой и выйду замуж за бухгалтера из налоговой инспекции в Канберре. Это сделает тебя счастливой? Ты будешь спать спокойно на старости лет, зная, что у меня все прилично, безопасно и смертельно скучно?

Угроза была давнишняя, но безотказно срабатывала в разговорах с родителями: они, будучи мелкими предпринимателями и фермерами, скорее допустили бы, чтобы их дочь устроилась работать на скотобойню, чем связалась со служащим госаппарата.

– Почему ты вечно ударяешься в какие-то крайности? – спросил меня отец, человек, который в тридцатилетнем возрасте продал семейную ферму и отправил четверых своих детей жить в коммуну хиппи, пока он, одним из первых в семье, получал высшее образование.

Я не знала, что сказать, поэтому ответила философски, как отвечаю на любые вопросы о моей жизни:

– А почему вообще в этой жизни кто-то что-то делает?

13

Убийство на танцполе

О, о, о, хочу целовать твоего мужа,О, о, о, я целую твоего мужа.

После размолвки, связанной с разными взглядами на экскурсионную деятельность, мы с Кьярой почти не встречались. Я несколько раз видела ее издали под арками, но она была в собственном мире, далекая и недоступная, всегда в окружении уличной шпаны, наркодилеров и проституток. Кьяра пила с ними пиво и разговаривала на странном резком наречии бразильских улиц. Она больше не посещала «Та’ На’ Руа», не упоминала и об Арареи. С капоэйрой было покончено. Причины этого мне были не до конца понятны, но я подозревала, что в Европе случилось что-то ужасное. Эта история, несомненно, имела какое-то отношение к Кьяриному тренеру капоэйры и его ящику для сбора денег. Когда Кьяра обмолвилась, что они заказали футболки с надписью: «Капоэйра Дублин: кладите деньги в ящик», я не стала задавать ей никаких вопросов. Некоторые вещи не нуждаются в объяснениях.

– Кармен! – окликнула она меня однажды вечером, и я, услышав знакомый голос, замедлила шаг.

Кьяра вынырнула из тени арок, а сзади из темноты сверкнули расширенные зрачки чернокожих пацанов.

– Какие планы на сегодня? – беспечно спросила она.

– Наверное, пойду на самбу, – ответила я, пожимая плечами.

– Самба, самба, самба… – Кьяра снисходительно улыбнулась. – Мы в Рио-де-Жанейро, а ты вцепилась в свою самбу. Неужели не хочется замутить что-то буйное, дикое? Такое, чего никто до тебя не делал?

Ирландский акцент, такой заметный у нее раньше, бесследно исчез. Кьяра стала настоящей латиноамериканкой.