Альфред Шклярский - Томек в стране фараонов
Рядом с гробницей, вызвавшей у них наибольший интерес, росла финиковая пальма. Старый араб сорвал зеленые продолговатые плоды, протянул их Смуге.
– Они съедобны? – спросил путешественник.
– Да, да! – подтвердил араб и жестами поощрил попробовать.
Смуга разгрыз плод. Финик оказался без косточки и довольно твердым. Он немного его пожевал, но через минуту рот его заполнился пеной странного неприятного вкуса. . Смуга быстро отошел за гробницу и выплюнул эту гадость.
– Идемте отсюда, идемте, – поторапливал он своих спутников, хотя они уже миновали стену. По дороге он рассказал об этом несчастном финике. Десна и язык немного одеревенели, рот все еще заполняла желтоватая пена.
– Какого черта ты берешь в рот всякую гадость, растущую на кладбище? – рассердился Новицкий.
– Идемте быстрей в гостиницу, – торопила всех Салли.
Смуга, постоянно отплевываясь, догнал Абера, шедшего чуть впереди.
– Ты можешь сказать, что это за гадость? – спросил он.
– Разновидность финика, – ответил Абер. – Неужели тебя, человека, хорошо знающего Египет, нужно предупреждать?
– Самые умные люди совершают самые глупые ошибки, – вздохнул Смуга.
– Ты хоть скажи, разновидность эта съедобна?
– Вовсе нет! Выбрось ты их поскорее! – воскликнул Абер. – Это же яд!
Всю ночь и следующий день Смуге было нехорошо. Он все-таки проглотил немного этой пены, образовавшейся во рту, но ничего серьезного с ним не случилось. Одеревенение прошло. По какой причине старый араб заставил его попробовать ядовитый плод, Смуга так никогда и не узнал.
На следующий день, сообщив полиции о последних событиях, группа выехала в Вади Халф. В Асуане в семье Юсуфа остался Патрик, ему поручили опекать Динго. Все с сожалением простились с Абером. Он был неопытен в таких делах и мог не выдержать тягот экспедиции.
XIX
По следам исследователей истоков Нила
За Асуаном Нил разливался в тристакилометровое озеро. Экспедиция вступала на территорию Нубии, тянувшуюся от первой до четвертой катаракты страны с самым жарким во всей Африке климатом. Правда, считалось, что песок ее пустынь помогает лечить раны, но пути караванов и армий были густо помечены костями людей и животных.
Пароход плыл вдоль низких песчаных берегов, минуя затопленные до самых султанов пальмы, нубийские деревни, приветствуя встречные нагруженные самым разным товаром фелюги, настоящие лавки на воде. Вся компания с восторгом смотрела на возвышавшиеся на западном берегу величественные храмы Абу Симбел[132].
Скала оказалась затоплена водами искусственного озера Насера, возникшего в результате возведения большой плотины. В результате Вади Халфа – цель их путешествия – находилась уже в Судане. Пока к перрону не подошел желто-красный поезд с кондиционированием, они вспоминали первое время своего пребывания в Африке. В просторном купе все вздохнули с облегчением. Если бы не тщательно закрытые окна с голубоватыми стеклами, наши герои чувствовали бы себя, как в Европе. Два случайных попутчика, британские офицеры, оказались очень симпатичными и предупредительными людьми, особенно по отношению к Салли.
После двух часов езды поезд остановился. Новицкий выглянул в окно. В совершенно пустынном месте стояло несколько белых конической формы кирпичных бараков с черными верхушками. Иных строений нигде не было видно. Люди, собравшиеся около поезда, действовали очень умело, споро справившись с разгрузкой. Новицкого очень заинтересовали емкости с какой-то жидкостью, которые выгружали из багажного вагона. Вернувшись, он поделился своими соображениями со спутниками.
– Может, это ямайский ром? – подозрительно громким шепотом спросил он.
Оба англичанина расхохотались, один из них объяснил:
– Нет, это всего лишь вода. В Нубийской пустыне через каждые 75 километров построены такие станции. И лишь на каждой шестой есть природный водный источник. А сюда воду привозят только на поезде.
– Неплохо это англичане придумали, – одобрительно закивал Новицкий.
– Дальше дорога станет гораздо приятней. Пройдя по пустыне, в Абу Ахмед поезд выйдет к Нилу, минует пятую, затем, перед Хартумом, шестую катаракту и через Бербер достигнет конечной станции, – дополнил рассказ второй офицер.
– Все вместе составит около девятисот километров, – сказал Смуга.
Этот обмен сведениями окончательно сломал барьер отчуждения. Британцы представились. Капитан Томас Блейк и поручик Александр Гордон возвращались из отпуска в свой родной гарнизон в Хартуме.
Когда путники представились друг другу, один из офицеров заметил:
– Прошу прощения, но ваши фамилии как-то странно звучат, даже трудно их произнести.
– Естественно, – улыбнулся Смуга. – Мы – поляки.
– Поляки? Ну-ну… И каким же ветром вас сюда занесло? – удивился Гордон.
– Это долгий рассказ.
– Вы знаете, что встреча для меня особенно приятна, потому что в моих жилах течет польская кровь. Моя мать родилась во Франции, но ее отец был поляком. Так что по дедушке я ваш соотечественник.
– Нам это тоже приятно, – Новицкий, тем не менее, принял это известие довольно сдержанно.
– Раз уж мы затеяли этот разговор, я могу еще сказать, что меня интересует история миссионерства. Известно ли вам, что первым папским посланником в Центральной Африке был поляк, Максимилиан Рылло?[133]
– Что вы говорите? – Новицкий никак этого не ожидал. – Опять наши!
– Мужественный человек был этот Рылло, – продолжал Гордон. – До этого он действовал на Ближнем Востоке и так досадил туркам, что они приговорили его к смерти, а правитель Египта, Ибрагим Паша, считал Рылло своим личным врагом и назначил цену за его голову.
– И Рылло, зная об этом, приехал в Египет?
– Да, это ведь так по-польски, – улыбнулся Гордон. – Попросил аудиенции у Ибрагима и начал со слов: «Я знаю величие твоей души и потому пришел к тебе добровольно». Его слова произвели такое громадное впечатление, что правитель дал экспедиции разрешение на выезд в Хартум.
– Тогда путешествовать было гораздо труднее, чем сейчас, – вставил Вильмовский.
– Нечего и сравнивать. Путешествия на лодке и верблюдах длились пять месяцев. Рылло достиг Хартума, но умер там от истощения в феврале 1848 года.
– Как вы прекрасно знакомы с его биографией, – Вильмовский не скрывал удивления.
– Да потому что я живу в Хартуме уже много лет и несколько раз был на его могиле. Рылло похоронили в садах миссии.
– Этот миссионер внес немалый вклад в историю этой земли, – резюмировал Вильмовский.
– Жаль, что нам он мало известен, – добавил Смуга.
