Мили ниоткуда - Барбара Сэвидж
Хи-хи, хи-хи, шлеп. Один из любителей джина со всего размаху грудью обрушился в проход, остальную часть тела удержал от падения подлокотник. Другой выпивоха подался вперед и, вцепившись в ближайшее к нему безжизненно свисающее плечо друга, приналег и рывком привел его тело в вертикальное положение. Смех прекратился, теперь в пьяном ступоре эти двое навязывали свой напиток дехканину в бурнусе, сидящему от них прямо через проход. Доведенный до белого каления крестьянин в панике переметнулся на другое место.
Хи-хи, хи-хи, шлеп. Парень у прохода опять вывалился «за борт», повиснув на подлокотнике. До границы оставалось минут пятнадцать, а испанская полиция снискала себе международную известность кропотливыми, вплоть до полного изнеможения обеих сторон, поисками гашиша. Каждый гость Марокко хорошо знает, что, будучи пойманным при провозе гашиша, он рискует провести добрую половину своей жизни в одном из карцеров испанской тюрьмы. В пятнадцати минутах от границы, при скорости сорок миль в час, двое выпивох раскурили сигарету с марихуаной.
— Ох, чудно, — тяжко вздохнул Ларри. — Теперь их песенка спета. Не удивлюсь, если они предложат таможенникам сделать затяжку-другую. Это будет действительно веселенький переезд через границу!
Автобус урчал и ходил ходуном, а эти двое никак не могли оторваться от сигареты. Они курили и курили, пытаясь угостить других. «Спасибо, спасибо, что-то нам сейчас не до гашиша», — отбрыкивались мы. Ну а затем показалась граница, и автобус остановился.
«Здорово, ничего не скажешь. От нас от самих разит гашишем», — ворчал Ларри.
И правда, когда мы вели велосипеды через переезд, наша одежда, кожа и волосы так и благоухали гашишем, но никто нас не унюхал. «Никаких досмотров до Альхесирас», — прокричал пограничник, сделав нам знак рукой проходить.
Прежде чем двинуться в Сеуту, я оглянулась назад на автобус. Он был пуст, не считая двух пьяниц. Они по-прежнему чудом удерживались в креслах, под собственный истерический хохот передавая друг другу косячок. В тот вечер они так и не добрались до переправы.
В Испании, в Рота, что в девяти милях севернее Альхесирас, расположилась американская военно-морская база. Там квартировали Ли Трэни и его жена Шейла, наши знакомые по кемпингу в Гранаде. Ли и Шейла мастерски заманили нас погостить к себе на базу, мы же клюнули на огромную банку превосходной крупитчатой арахисовой пасты, которую они преподнесли нам, вскользь упомянув о том, что в военном продовольственном магазине в Рота можно прикупить и побольше. После трех месяцев сладковатого, вязкого тестообразного испанского месива, близко не лежавшего к арахисовой пасте, первая же ложка родной «Янки экстра чанки» привела нас в полнейший восторг.
Всего за каких-нибудь двое суток — ровно столько потребовалось нам на то, чтобы добраться из Марокко до Рота, самоуправляющейся маленькой Америки, — мы словно совершили прыжок из прошлого века в век, скажем, двадцать второй. И хотя Испания с ее автомобилями, электричеством, водопроводом в небольших городках, мощными сельскохозяйственными машинами на полях по сравнению с Марокко выглядела вполне современной, Рота бесспорно опережала ее на целый исторический шаг. На базе были свой кинотеатр под открытым небом, где смотрят фильмы, не выходя из автомобиля, площадка для игры в гольф, теннисные корты. Перед домами красовались электрические газонокосилки и прогулочные авто, своими размерами превышавшие жалкие марокканские хижины. Дом Трэни мог похвастать стерео, утопающей в коврах ванной и огромнейшим, просто выдающимся матрасом в той комнате, которою отвели для нас.
Мы прожили в Рота три дня. Как славно было опять болтать с кем-то по-английски и предаваться воспоминаниям об Америке вместе с людьми, которые некогда там жили. Как приятно было на какое-то время осесть, когда тебе не надо рыскать в поисках пищи и места для ночлега. Все это было не просто чудесно, но и пробуждало в нас особые чувства, заставляя думать о доме и удивляться тому, как это мы до сих пор не устали от кочевой жизни. Раньше, когда люди, случалось, приглашали нас погостить к себе в дом, их дружеский порыв обычно придавал нам сил и энергии, подогревая наше желание продолжать путешествие и искать встреч с новыми добрыми и душевными людьми. Но в Рота на нас накатила тоска по дому.
В то утро, когда мы уезжали из Рота, взяв курс на север — прямиком под встречный ветер, Ли и Шейла снабдили нас на дорогу шоколадом, овсяным печеньем и конечно же арахисовой пастой. Местность к северу от Рота была скучной и неинтересной, да и мы уже вдоволь налюбовались ею на пути из Севильи. По сухим покатым склонам холмов тянулись ряды низких сучковатых пней от срубленных олив, а ветер поднимал пыль с испанских виноградников, швыряя ее нам в глаза. Встречный ветер и ностальгия изрядно портили нам настроение.
После трех часов противоборства с ветром и сильного желания рвануть назад в Рота, мы с Ларри съехали с дороги подкрепиться. После бессонной ночи наши силы были на исходе, а мышцы болели после схватки с ветром. Ветер подхватывал и кружил вокруг нас пыль и сор — испанские дороги часто завалены мусором и отбросами, а реки и речушки настолько засорены, что вода в них, отдающая чем-то тухлым, кажется чернильно-черной и мылкой. Проезжавший мимо мотоциклист сбросил скорость ровно настолько, чтобы освистать и облить меня грязью, хотя на мне были скромные треники и свободная футболка. Вдобавок мне вспомнилось, как надменная булочница вздернула цену на хлеб, когда мы, «las turistas», заглянули в ее лавку. Вскоре депрессия, ностальгия, физическая и моральная усталость сделали свое черное дело — мы с Ларри принялись спорить.
— Мне так хотелось, чтобы ты одумался и перестал настаивать на нашем отъезде из Рота. Я не была к нему готова, — выпалила я. До меня долетал запах гниющего придорожного мусора.
— Это я-то! Да мне и самому не хотелось уезжать. Я думал, тебя потянуло в дорогу! — в отпет прокричал Ларри.
— Тогда почему
