Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
- Ничего нет, только запрос о погоде, - сказал он, с мрачным видом садясь на свое место. Причина такого настроения не нуждалась в особом объяснении. Каждый из нас гордился работой на станции, и мы втайне надеялись, что высокое начальство поздравит нас с Новым годом, пожелает нам все, что обычно желают на праздники: все же это вторая в истории Арктики дрейфующая станция, а ведь нам несравненно труднее, чем папанинцам, обласканным вниманием партии и правительства, осыпанным чинами и наградами. Да и сама мысль "на миру и смерть красна" поддерживала их на протяжении всего дрейфа. А тут о нас просто забыли. Забыли, и все. От этого на душе становилось как-то муторно. Наверное, все-таки прав был Амундсен: "Первому - все, второму - ничего".
Как-то само собой веселье затихло. Сначала исчез Зяма готовить метеосводку. За ним поднялись Гурий Яковлев с Петровым, сославшись на неотложные дела. И вскоре кают-компания опустела. Остались лишь Дмитриев, мой неизменный помощник, да Ропак с Майной, которых по случаю праздника допустили к барскому столу.
Саша разбудил меня чуть свет. Я открыл глаза и увидел его радостное лицо.
- Виталий, просыпайся. Нас поздравили! - крикнул он, потрясая листочком бумаги. - Вот только что расшифровал правительственную. За подписью самого Ворошилова. Поднимайся, а я побежал к Сомову.
Новость немедленно разнеслась по лагерю, и уже через полчаса мы как один снова собрались в кают-компании. Уныния как не бывало. Я тоже развеселился и объявил, что сейчас будет исполнена новогодняя песня (ее я сочинил несколько дней назад, но вчера не было никакого настроения ее исполнять). Она была написана в подражание известной "Песни военных корреспондентов" К. Симонова и на ту же мелодию.
- Давай, доктор, не стесняйся, - поддержал нестройный хор голосов.
Я прокашлялся и, аккомпанируя себе ударами ложки по столу, затянул:
За столом сегодня
В вечер новогодний
Пусть звенят бокалы веселей
За страну родную,
Вечно молодую,
За любовь, за счастье, за друзей.
А когда войдет
В двери Новый год,
Запоем и пробка в потолок:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Чтоб был порядок в доме
И на аэродроме,
Много надо силы и труда.
Нам не спать случалось,
Но не страшна усталость,
И мороз под сорок - не беда.
А если иногда
Не брита борода,
Мы друзьям ответим на упрек:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Если временами
Лед трещит под нами,
К этому теперь не привыкать.
Пусть пурга заносит,
Пусть кругом торосит,
Мы сумеем с честью устоять.
Так выпьем же сто грамм
Со снегом пополам,
А друзьям ответим на упрек:
С наше позимуйте,
С наше покантуйте,
С наше подрейфуйте хоть денек!
Последние две строчки припева все подхватывали хором. Когда я пропел песню до конца, слушатели наградили меня аплодисментами, чем ублажили мое авторское самолюбие. В разгар веселья из-за стола поднялся Коля Миляев и торжественно заявил:
- Судари и сударыни, должен официально заявить, что мы есть первые люди на планете, которые встречают Новый год на восьмидесятом градусе северной широты.
- Что ты заливаешь, Алексеич, - сказал обычно сдержанный Никитин, - а как же папанинцы?
- Опять же заявляю, мы первые, поскольку у папанинцев широта был 79 градусов 54 минуты.
Глава XV ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ
До чего же холодно и неуютно стало в нашей новой кают-компании. Нагреть эту огромную металлическую коробку имеющимися в нашем распоряжении средствами практически невозможно. После Нового года, когда мы сожгли уйму бензина в паяльных лампах, от них пришлось отказаться. А газ, его не хватает даже для того, чтобы поддержать в маленьком камбузе положительную температуру.
- Может быть, все-таки запалим паялку, - сказал, поеживаясь от холода, Яковлев. - Как, Михал Михалыч?
- Боюсь, как бы не остаться нам без бензина. Дрейфовать еще долго, а он нужен для движков, да и для автомобиля. Он ведь нам скоро понадобится, - сказал Сомов, покачав головой.
- Почему же без бензина, - сказал Комаров. - У нас в запасе есть еще целых пять бочек этилированного.
- Ты что, Комар, потравить нас хочешь?! - вскрикнул Дмитриев.
- А ты, Санек, не возникай, - отпарировал Комаров. - Я тут обмозговал одну идею. Можно соорудить камелек из газового баллона. Он прекрасно будет работать на этилированном бензине.
- А ну, Комар, выкладывай свою идею, - встрепенулся Яковлев.
- Да делов всего ничего. Вот посмотрите, я тут чертежик нарисовал, - сказал Комаров, доставая из кармана лист бумаги с изображением странного устройства. - Вот здесь, - он ткнул карандашом в основание баллона, - вырубим отверстие для топки, приделаем к нему дверцу, а сбоку приклепаем вытяжную трубу и выведем ее через дырку в стенке фюзеляжа.
- А горелки из чего сделаешь? - спросил Дмитриев.
- Да никакой горелки не потребуется. Просто поставим на улице бочку с бензином на высокую подставку, пустим в нее трубочку от самолетного бензопровода, я его уже подготовил, а другой его конец вставим в баллон. Вот и пойдет бензин самотеком. Зажигай - и грейся на здоровье.
- Пожалуй, это дельная идея, - сказал Сомов.
- Так чего же ждать, - встрепенулся Гудкович. - Пошли за баллоном.
Сорокалитровый газовый баллон притащили в кают-компанию, и работа закипела. Нарисовав на стенке баллона прямоугольник, Комаров вооружился дрелью и принялся сверлить дырки. Перемычки между ними он перерубил зубилом. Получилось отверстие размером 20 на 15 сантиметров. Из вырубленного куска металла он соорудил дверцу. Тем временем Сомов с Петровым разделали две жестяные банки из-под пельменей и соорудили вытяжную трубу, которую Комаров приклепал к верхушке баллона и вывел ее наружу. Гудкович, Дмитриев и Петров, захватив нарты, отправились на аэродром, приволокли три бочки этилированного бензина и водрузили одну из них на подставку из ящиков. Комаров отвинтил крышку, опустил в бочку один конец тонкой медной трубки, а второй протолкнул сквозь отверстие в головке баллона.
Наступил волнующий
