Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Может быть, просто боятся, не обидели бы? – заме­тил Ратманов. – Во всяком случае, это неприятно.

Наконец-то при дружной настойчивости всех четырех японцев, бывших на корабле, удалось уговорить одну из приблизившихся рыбачьих лодок вступить в переговоры, объяснив рыбакам, что судно военное российское и что оно имеет разрешение от самого императора Кубо-Сама войти в Нагасакский порт.

Опасливо оглядываясь по сторонам, рыбаки поднялись на корабль, наскоро выпили предложенной водки и сказали, что Нагасаки близко и к вечеру можно до него дойти. Они перечислили все находящиеся там голландские и китайские купеческие суда и, самое главное, сообщили, что за «Надеж­дой» и ее курсом следят с берегов уже четвертый день. Не пробыв на корабле и четверти часа, гости поспешили отойти.

А через час японская лодка с десятью гребцами и двумя офицерами смело приблизилась к «Надежде». С лодки по­просили бросить чалку. «Надежда» даже накренилась на один бок, ибо все кинулись поглазеть на японцев.

За поясом у одного из приезжих торчали два меча. Заметив стоявших у фалрепа офицеров, японец, низко поклонившись, спросил: «Какое судно? Откуда? Куда идет?»

Доставленные на «Надежде» японцы, одетые в парадное русское платье, быстро сбежали в причалившую лодку, стали на колени, протянули вперед по полу руки и, положив на них свои головы, в таком положении отвечали. Офицеры мол­ча, с недоумением покосились на лежавших и, показав направление на Нагасаки, отшвартовались от корабля.

В двух с половиной милях от Нагасаки два гребных суд­на, уже с четырьмя офицерами, просили здесь остановиться до получения разрешения губернатора на дальнейшее продвижение. С корабля ответили согласием, и они с благодар­ностью удалились... А между тем, пока велись переговоры, «Надежда» была окружена по крайней мере тридцатью лод­ками.

– Ну вот, ваше превосходительство, – шутя заявит Крузенштерн Резанову, – дождались японского плена.

А еще часа через два начались японские церемонии, ра­стянувшиеся на целых полгода...

Вдали показались направлявшиеся к кораблю со сторо­ны залива восемь японских судов. Одно из них, побольше, было расцвечено снизу до верхушек мачт разноцветными флагами и какими-то значками, скрытыми в подвешенных лакированных футлярах. Пышность приближающейся эскадры заставила кавалеров посольства и офицеров надеть па­радное платье и выстроить моряков. Отдельно выстроился в ружье конвой посла с Федоровым во главе. Вошедшие на корабль четыре офицера, в числе которых находились два переводчика голландского языка, низко наклонившись, спро­сили, позволено ли будет господину губернатору видеться с российским посланником.

– Почту для себя особенным удовольствием, – ответил Резанов по-французски.

Тотчас на палубе появился важно шествующий по ко­раблю японец с мертвой, неподвижной маской на тщательно выбритом, в морщинах и складках коричневом лице.

– Что за люди? – спросил он по-японски, увидев у своих ног японцев на коленях. Наклоняясь, они бились о пол го­ловами. Узнав, кто они, он, не удостоив их ни словом, ни взглядом, тронулся дальше. Короткая команда Федорова и резкая, нервная дробь барабана заставили губернатора под­нять вопросительно брови и приостановиться. Когда ему разъяснили, что это знак особого почтения, он попросил оказать такой же и другому чиновнику, который приехал с ним в сопровождении особой свиты из тридцати человек.

Приглашенные в каюту посла, оба чиновника уселись на софе, поджав под себя ноги, и тотчас же принялись сосать свои трубки, вынутые из услужливо поставленного перед ними лакированного ящика. Вместе с ящиком подана была маленькая жаровня с пылающими углями. На полу у их ног расположились переводчики, вынувшие из другого ла­кированного ящика бумагу, кисти и тушь.

«Губернатор» оказался на самом деле не губернатором, а его помощником, приехал же с ним случайный ревизор из Иеддо.

После обычных вопросов они заинтересовались посоль­ской грамотой.

– К сожалению, я не вправе показывать ее никому, кроме его величества, – ответил Резанов, но все же подо­шел к ящику и открыл его. Чиновники, именуемые обер-баниосами, вскочили, подошли поближе и долго созерцали зо­лотую парчу – футляр с широкой серебряной сеткой и толстыми, с кистями на концах шнурами.

– Но я могу представить вам для ознакомления копию, – сказал Резанов.

Японцы поклонились.

В каюту вошел голландский капитан попросить дозволе­ния у господ обер-баниосов взойти на корабль обер-гаупту, управляющему торговыми делами в Японии, господину Генриху Деффу, который хотел повидаться с российским по­сланником. Он приехал одновременно с обер-баниосами, но терпеливо дожидался в лодке около часу, когда последует разрешение. Помощник губернатора дал это разрешение едва заметным взмахом бровей. Когда вошедший Дефф, обращаясь к послу, рассыпался было в приветственных сло­вах, один из старших переводчиков, обер-толков, бесцере­монно толкнул его в бок.

Запнувшись и даже не кончив фразы, Дефф, не обнару­живая ни малейшей досады, сложил вместе ладони рук, а за ним и вся его свита, секретарь, два капитана кораблей и гость, барон Пабст. Все они склонились головами до полу и в таком положении, не разгибаясь, кланялись до тех пор, пока не получили разрешения подняться.

Резанов с удивлением и возмущением смотрел на это доб­ровольное унижение голландцев.

– Господин посол, – обратился старший переводчик к Резанову, заметив его недоумение, – вам странны обычаи наши, но всякая страна имеет свои, а мы с голландцами друзья, и вот вам доказательство их доброго к нам распо­ложения. Согласны вы ему следовать?

– Нет, – отвечал посол, – ибо слишком почитаю япон­скую нацию, чтобы начать дружбу унизительными церемо­ниями. У нас другие обычаи, и мы придерживаемся их так же неколебимо.

К требованию японцев разоружиться посол был подго­товлен своей инструкцией и не возражал, решительно на­стаивая, однако, на сохранении шпаг для себя и свиты и ружей для конвоя.

– Я считаю уместным предварить, ваше превосходитель­ство, – заявил Дефф, – что японцы весьма тверды в тре­бованиях исполнять их законы. Мы тоже, как видите, разо­ружены, несмотря на пребывание наше здесь в течение двухсот лет.

– Голландия нам не указ, – возразил Резанов. – Не забывайте, господин Дефф, что вы здесь торговый предста­витель, а я посланник его величества, государя императора всей России!

Дефф замолчал. Резанов передал ему письмо полномоч­ного министра Голландии в Петербурге Гогендорна и от­крытое повеление голландского правительства об оказании господином Деффом услуг российскому посольству.