Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов
— Это какой поросенок, Петр Иванович? Я видел вчера с мостика, что у вас дохлого поросенка из свинарника выкинули.
Ресторатор остолбенел.
— Да что вы, Василий Васильевич, во-первых, у меня ни одного поросенка не сдохло, а во-вторых, разве я стал бы господ пассажиров… Что вы меня конфузите, Василий Васильевич?..
— Ну да, знаем мы вас! — ответил Павлов и отстранил рукой блюдо.
Лакей стал обносить блюдо, но никто из пассажиров к нему не притронулся.
Тогда Павлов возобновил разговор:
— А ну, Петр Иванович, побожись, что поросенок не дохлый.
У оскорбленного спекулянта даже слезы на глазах выступили.
— Ну ладно, поверим тебе, давай сюда, я попробую.
Лакей опять поднес блюдо капитану. Он взял маленький кусочек, обнюхал, пожевал и, положив чуть не полблюда себе на тарелку, обратился к пассажирам:
— Я, должно быть, ошибся, господа, и даром обидел бедного Петра Ивановича, поросенок превосходный, советую попробовать.
После завтрака, проходя мимо буфетчика к себе в каюту, Василий Васильевич прошипел ему на ухо:
— Это тебе наука, жадина, другой раз режь большие порции, а то и не так еще оконфужу!
Придя в Баку, Павлов списал старшего помощника за оскорбление командира при исполнении служебных обязанностей и подал рапорт о назначении Федорова временно старшим, меня временно вторым помощником. Я был в ужасе. Я показал бакинскому управляющему предписание за подписью Линдена о назначении меня на «Жандр», но меня все-таки до окончательного выяснения вопроса оставили на «Цесаревиче».
Я сделал на нем два рейса, на третий пришло строжайшее предписание главной конторы немедленно снять меня с «Цесаревича» и направить на «Жандр».
Добрый командир
«Александр Жандр», где я теперь должен был служить, названный так в честь отставного адмирала, председателя правления общества «Кавказ и Меркурий», был в то время самым большим пароходом на Каспийском море. Шутка сказать, он поднимал тысячу двести тонн груза. Теперь эта цифра кажется смешной, современные большие наливные танкеры на Каспии принимают по двенадцати тысяч тонн, но они и сидят в воде больше 20 футов (6,04 метра) и от этого останавливаются очень далеко от тогдашнего «девятифутового» рейда. «Жандр» сидел в грузу всего 12 футов (3,66 метра) и подходил близко к рейду. Пароходство очень нянчилось с «Жандром» и в зависимости от грузопотоков и высоты фрахтов приспосабливало его то под перевозку керосина из Баку, то под перевозку хлопка из Средней Азии.
Командир «Жандра», шестидесятилетний Иван Федорович Букт, по национальности швед, уроженец Финляндии, был колоритной личностью.
Роста он был выше среднего, полный, но не толстый, широкий в плечах, с большой седой бородой, седыми, довольно длинными, расчесанными на боковой пробор волосами и серыми зоркими глазами.
Букт никогда не носил формы: «Пускай молотые и пассасирские репята носят, а я старра скипер на круззовой паракот и бес формы каррош». Его излюбленным костюмом при сходе на берег была серая пиджачная пара, черные, всегда ярко начищенные ботинки и широкополая американская фетровая шляпа темно-серого цвета. В этом костюме он мало напоминал моряка. В море он надевал такую же, но более старую шляпу, старые серые брюки и красную фланелевую куртку с потускневшими бронзовыми пуговицами Российско-американской компании. В дурную погоду Букт носил большие непромокаемые сапоги, в хорошую — вышитые женой гарусные туфли. В этом виде, с развевающейся по ветру седой бородой и особенно зорко смотрящими глазами, он был похож на пирата из старых морских романов. Не хватало только торчащих из-под красной куртки пистолетов.
Букт был вспыльчив, добр, безукоризненно честен и не боялся никакого начальства. Своих подчиненных он разносил, но никому постороннему не давал в обиду, стоял за них горой перед управляющим и выдвигал вперед по службе.
Капитаны из шведов упрекали его в недостатке национального патриотизма, но он отвечал, что моряки всего мира делятся не по национальностям, а только по группам «моракоф и туракоф».
Про Букта рассказывали много анекдотов. Вот два наиболее характерных из них.
Как только «Жандр» приходил в Баку и ошвартовывался у пристани, Иван Федорович уезжал к себе на квартиру и временное командование судном, вплоть до второго гудка, предоставлял своему старшему помощнику.
И вот однажды, получив извещение из Черного города, что «Жандр» через час будет готов и перейдет на рейд, он отправился в контору пароходства, чтобы с балкона, выходящего в море, наблюдать за появлением на рейде своего судна. В это время в Баку находился приехавший из Петербурга на ревизию член правления Общества, очень важный старый адмирал со шведской фамилией. Адмирал сидел на балконе вместе с управляющим каспийским отделом, капитаном первого ранга Гурдовым, и вел с ним конфиденциальный разговор.
Иван Федорович, нисколько не стесняясь, пришел на балкон, поздоровался с высоким начальством и сел рядом. Разговор оборвался, и все трое стали смотреть на море. Зоркие глаза Букта увидели двигающийся из Черного города на рейд «Жандр».
— А фот, смотрите, фаше префосходительстфо, и мой паракот идет, — обратился Букт к адмиралу.
— Куда же это он идет, Иван Федорович? — спросил удивленный адмирал.
— От налифной пристань на рейт, фаше префосходительстфо.
— А кто же им командует, Иван Федорович?
— Герр Янсон, мой старший офицер.
— Ой, Иван Федорович, не много ли вы ему доверяете? Смотрите, как он рискует, полным ходом между судами жарит…
Тут старый Букт вскочил и так закричал на адмирала, что тот поспешил отодвинуть свой стул.
— Ну, боже мой, фаше префосходительстфо, я не энал, что прафлений назнашайт мне в помощник сапошникоф, я думал, что оно мне мораков дает, и я им привык ферить, а скашите, если я буду умирайт на море, то кто пофедет дальше паракот?
И Иван Федорович не прощаясь ушел с балкона и направился на пристань ожидать шлюпку с «Жандра», которую должны были прислать за ним немедленно по отдаче якоря.
Другой анекдот я слышал от нашего старшего помощника, обрусевшего латыша Янсона.
Дело было в Узун-Ада, в один из периодов сухогрузных операций «Жандра». Пароход только что забил трюмы прессованным хлопком и начал выстилать первый ряд кип на палубе, как пришла телеграмма из Баку:
«Узун-Ада, Меркурий, агенту, копия пароход „Жандр“, капитану Букту. Рейс „Императора“ прерван ввиду неожиданного повреждения машины. Примите Узун-Ада пассажиров, доставьте Баку. От палубного груза воздержитесь, сделайте
