Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков
В результате с нами в вагоне осталась лишь одна дряхлая японка, внешне чем-то похожая на здешних очень старых индейцев. Наверное, прабабушка всей той веселой компании, что умчалась на рынок. Всю дорогу старуха молча смотрела в одну точку. Даже не в окно, а куда-то в неопределенность. Видимо, была сосредоточена только на одном: как бы не умереть в ближайшие пять минут. Зачем родня потащила ее с собой в горы, непонятно. Хотя некоторые утверждают, что в прошлом японцы отводили своих стариков в горы и там оставляли, чтобы те отходили в мир иной, никого не беспокоя. Может, и ее привезли в Анды за тем же самым?
Оставшись со старухой в вагоне наедине, мы с Бобом неожиданно почувствовали за нее ответственность: а вдруг действительно именно сейчас бабушка отдаст концы? Успокоились, лишь когда ее веселое семейство вернулось с рынка, закупив неимоверное количество ковров и вязаных шапочек.
Одна веселенькая красная шапочка с зеленым узором досталась и прабабушке. Ее тут же надели старухе на голову и в этом чепце долго фотографировали. На долгую память. Старая японка не возражала. Она все так же внимательно глядела куда-то вдаль, не обращая внимания ни на свое потомство, ни на окружающий ее мир.
Вторую часть пути, уже спускаясь к озеру Титикака, «Исследователь Анд» заканчивал значительно бодрее, но смотреть за окно стало скучно — там уже виднелось Альтиплано, то есть редкие холмы, одинокие кусты и высокая трава, среди которой изредка мелькали крестьянки со своими ламами и альпаками.
Потом проехали типичный для Перу безалаберный и грязный рынок. Причем железнодорожный путь пересекал его как раз посередине, так что наш «Исследователь», пусть и на малой скорости, но безжалостно сметал с пути палатки, которые кое-кто неосторожно установил прямо на рельсах. Ничего удивительного, если поезд здесь проходит лишь три раза в неделю.
Наконец уже в темноте мы прибыли в Пуно.
39В отличие от остальных туристов, которых тут же подхватили представители турбюро и поволокли в два пятизвездочных отеля, которыми располагает город, мы, не окультуренные турбизнесом дикари, довольно быстро остались на вокзале одни и уже в полной тьме начали искать пристанища. А это в Пуно совсем не просто. Два пятизвездочных отеля — это, кажется, единственное, чем город может похвастаться.
Несмотря на первоначальное громкое название и на славную историю, этот населенный пункт, основанный еще в 1668 году вице-королем Педро Антонио Фернандесом де Кастро, место бедное. Есть невезучие люди, Пуно — невезучий город. Этот бедолага, карабкаясь из века в век, умудрился даже потерять целых два своих имени. Сначала город назывался Сан-Хуан-Батисто-де-Пуно, а позднее Сан-Карлос-де-Пуно, в честь короля Испании Карла II. В конце концов осталось короткое Пуно.
На мой взгляд, звучит как-то несолидно, вроде ослиной клички. «Пуно, черт тебя дери, да трогайся ты, наконец, с места!» Как-то так. А город, как тот осел, упрямо никуда не двигается и все жует свой репейник.
Даже когда столичные власти объявили район особой экономической зоной, горожан это не взбодрило. Здесь как жили 120 тысяч человек, так и осталось 120 тысяч.
Улочки кое-где покрыты асфальтом, но и эти особо отмеченные благодатью местной власти дороги в таких рытвинах, что мы с Бобом буквально в один голос заметили: «Хорошо, что „девочка“, — в смысле наша „тойота“, — осталась в Куско». Действительно, по таким ухабам можно ездить разве что на танке.
И чего гражданам Пуно не живется как остальным? Рядом боливийская граница, а значит, раздолье контрабандистам, есть верфь, имеются даже предприятия легкой промышленности. Есть железная дорога. В Пуно на Титикаку ездят туристы. И все равно такое впечатление, что у города в кармане нет ни гроша. Может быть, он прячет все свои деньги, как Скупой рыцарь, в каком-нибудь подвале? Не похоже даже, что местные власти воруют, иначе посреди всей этой бедности был бы хоть один богатый район. Но нет и его.
Тем не менее некоторые явно не бывавшие в этих местах люди именуют Пуно в различных справочниках «культурной столицей Перу».
Хотя, разумеется, смотря что понимать под словом «культура». По берегам озера Титикака и на плавающих островах, построенных из тростника, живут индейцы племени урос, которые сохранили традиции и обычаи предков. Если верность традиции, то есть привычка жить так, как жили ваши прапрапрапрадеды, и есть культура, тогда конечно.
Мы долго плутали по городу, пока какая-то местная баба-яга не согласилась принять нас на ночлег, предварительно, правда, заметив, что у нее не настоящий пансион, так что на разносолы мы можем не надеяться.
А мы и не надеялись. Слава Господу, что бабуля хотя бы совершенно равнодушно отнеслась к нашему терьеру.
На ужин была скромная яичница на грязной скатерти, но это нас взволновало мало. А вот постели — с сомнительной чистоты бельем — нам не понравились категорически, поэтому мы легли спать не раздеваясь, а под голову положили свои пончо. Главная задача, которую мы наметили себе на утро, это поиски более приемлемого жилища.
Многого мы не требовали, но хотя бы чистые простыни!
40На поиски более или менее приличного пансиона мы потратили гораздо больше времени, чем рассчитывали. И дело в данном случае было не в терьере — его пускали всюду, поскольку каждый хотел подработать, но вот качество постельного белья везде оставляло желать лучшего.
Наконец, уже в полном отчаянии часам к двум дня мы набрели на, кажется, единственное прилично выглядевшее в городе жилье. Мало того, если уж говорить по правде, это был на удивление ухоженный дом. Даже с аккуратной клумбой у дверей, которую украшали розы.
Наше удивление исчезло сразу же, как только нам открыли — хозяева (муж и жена) оказались немцами: Эрих был, на нашу удачу, археологом, слегка помешанным на Титикаке, а фрау Грета — просто образцовой домохозяйкой. Вообще-то это пример подвижничества: он всю жизнь решил посвятить этому району Перу, а она — своему неуемному мужу. Терьеру супружеская пара только обрадовалась, как новой игрушке, а нас приютили как родных. Вернее, меня. Для них любой иностранец был уже родной. Боба приняли вежливо, но сухо.
Это серьезно его задело. Когда мы остались одни, он мне прямо сказал, что почувствовал себя носильщиком при господине. Я предложил поискать другое жилье, но Боб проявил удивительную для него сдержанность:
— Гринго не любят во всей Латинской Америке, но они же не впадают в истерику. Как ты сам любишь повторять, и на солнце есть пятна. Ничего, зато у этих немцев наверняка такие простыни — чище не бывает.
