Барбара Сэвидж - Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)
— Тпру! — во всё горло вопила я.
Животное и ухом не вело. «Вот незадача,— вихрем пронеслось в моей голове,— видно, этот осёл, будучи коренным марокканцем, просто не понимает английскую речь». Я пыталась теребить его за гриву, похлопывала по крупу, исторгала душераздирающие вопли — и всё без толку. Я скакала всё дальше и дальше, прочь от моего разлюбезного муженька. Мы летели навстречу одинокому дехканину, который вытаращился на нас с таким видом, как будто воочию наблюдал явление призрака из потустороннего мира: странную светловолосую фемину в немыслимых широких жёлтых брюках, которая, летя во весь опор верхом на осле, во всё горло выкрикивала какую-то тарабарщину. Но прежде чем я успела что-нибудь крикнуть остолбеневшему дехканину, до меня донёсся высокий пронзительный свист, и в тот же миг дехканин уже исчез из виду. Осёл исполнил молниеносный разворот на сто восемьдесят градусов, и мы поцокали обратно к его хозяину. Нужно ли говорить о том, что ещё до того, как я уселась на этого проклятущего ишака, мои седалище и промежность и без того представляли собой сплошную болячку после дня настоящего галопирования по неровной дороге. Теперь же, когда Ларри стащил меня с хребта скотины, я испытывала на редкость мучительную боль; и всё же я заставила себя лучезарно улыбнуться нашим новым приятелям, которым явно не терпелось узнать, как мне понравилась прогулка. Похоже, я угодила им, попытавшись изобразить полный восторг. Темнело, и парни нехотя поплелись к холмам, во временные шатры на краю поля.
Когда они ушли, мы с Ларри всё-таки разбили палатку, правда, уже при свете луны и высыпавших звёзд. Теперь в поле воцарилась тишина. На дороге — ни души. Лёжа в палатке, я долго не могла сомкнуть глаз, одолеваемая навязчивым беспокойством и мучимая чувством собственной незащищённости. На всякий случай у меня был под рукой баллончик собачьего репеллента — химического аэрозоля, вызывающего временную слепоту у животных и человека. Мне вспомнились предупреждения местных дехкан насчёт странствующих кочевников, которым ничего не стоит забросать нашу палатку камнями, если мы поставим свой «шатёр» в чистом поле, вспомнились также слышанные мной ещё в Испании разные байки о туристах, якобы застигнутых врасплох и убитых марокканскими разбойниками. Этой ночью вокруг нас не было ни цементных стен, ни гостеприимных дехкан, приглядывающих за нами. Ларри, однако, сохранял слоновье спокойствие.
— Что сказать, марокканцы добры и радушны.— Он зевнул.— Детки — вот это проблема, но и они вряд ли отважатся бродить по полям в самую полночь. Не о чём беспокоиться, Барб. Забудь все эти россказни.
Минут через десять мы услышали приближение людей. Я схватилась за собачий репеллент. Голоса, сопровождавшие шорох шагов, резко стихли возле самой нашей палатки. Затем наступило долгое мучительное молчание. По всему моему телу выступили бисеринки холодного пота. Кто знает, сколько их там, гадала я. Почему они замерли? Почему затаились? Снаружи — ни шороха, молчание казалось бесконечным. И вдруг — знакомые звуки: «планкити-планк, планкити-планк, планкити-планк». Всё моё существо охватило тёплое чувство облегчения. Наши друзья негромко запели-заныли, и вскоре мы с Ларри провалились в сон.
Поутру, к завтраку, к нам забрёл марокканский «ковбой» со своей коровой. Чтобы согреть скотинку, юноша первым делом сложил небольшой костерок из принесённого с собой хвороста, затем подсел к нам. Мы предложили ему кусок сыра, который он немедленно насадил на конец длинной тонкой хворостины. Присев на корточки у костра, парень принялся поджаривать сыр. Вскоре сыр превратился в горячий резиноподобный комок, такой мерзкий на вкус, что даже корова не сразу сообразила, как с ним поступить, когда парень с отвращением запустил в неё плавленым шариком. Жестом попросив ещё кусочек, «ковбой» на этот раз отправил его в карман бурнуса, про запас.
После завтрака Ларри чистил зубы. На физиономию парня наползло выражение полного недоумения. Приблизившись к Ларри нос к носу, он с недоверием наблюдал за тем, как тот орудует щёткой во рту. К полной его неожиданности Ларри вытащил щётку, растянул губы в улыбке и с силой сплюнул сквозь зубы струйку белой вспененной пасты. Наш приятель залился диким смехом, заскакал вокруг своей коровы, хлопая в ладоши и тыча пальцем в пенистую улыбку моего мужа.
Вскоре после того, как мы двинулись в путь, на дороге показалась развилка, не обозначенная на наших картах. Надписи на указателях были сделаны исключительно на арабском, и мы с Ларри глубокомысленно изучали их.
— Ну и как по-твоему? — спросил наконец Ларри.— Что больше похоже на «Фес»? Каракульки на том, что справа, или на том, что слева?
Пока мы занимались исследованием «каракулек и загогулинок», двое юных козопасов с близлежащих лугов подбежали к нам поглазеть на наши велосипеды.
«Фес?» — спросил Ларри, указывая налево, то бишь в том направлении, где, по его мнению, должен был находиться Фес. Оба они дружно закивали. «Фес?» — переспросил он снова, на сей раз показывая направо. Мы уже хорошо усвоили, что некоторые дети утвердительно кивают в ответ на всё, о чём бы их ни спросили; вот почему для пущей надёжности мы всегда устраивали двойную проверку. Помотав головами, мальчишки снова указали налево.
К полудню до Феса оставалось каких-то двадцать миль. Земля пересохла и пылила, температура перевалила за восемьдесят. Я же упорно катила вперёд в своих трениках, пока наконец не выдержала.
— Придётся снять эти штаны,— на ходу прокричала я Ларри.
— Скрести пальцы. Сейчас проверим, что бывает, если женщина щеголяет в шортах в исламской стране.
Съехав с дороги, я пристроилась за валунами и поспешила переодеться ещё до того, как начали «материализовываться» первые любопытствующие. Я вернулась на трассу в футболке с короткими рукавами и в чёрных «велосипедках», которые всё же были намного длиннее спортивных шорт.
Первые пять миль я не отрывала глаз от дороги. Я действительно стеснялась своей неприкрытой кожи. Убеждённая, что окружающие смотрят на меня с видом крайнего осуждения, я не могла поднять глаз из боязни встретиться с их негодующими взглядами. В конце концов, собравшись с духом, я принялась выискивать на лицах дехкан эти самые осуждающие взгляды. И не нашла... Моя маленькая «метаморфоза» вряд ли вообще кого-нибудь волновала.
Ещё до того, как впереди замаячила окраина Феса, мы увидели Атласские горы; вершины их были одеты снегом. Фес раскинулся на равнине у подножия хребта. Старейший из четырёх городов — традиционных столиц султаната — существовал уже более двенадцати веков. В середине четырнадцатого века Фес считался центром просвещения и торговли. Он и по сей день остаётся центром религии и традиционных ремёсел. В пригороде Феса мы с Ларри притормозили возле вполне современной бензоколонки,— по подобного рода сооружениям мы уже успели соскучиться за последние несколько дней,— и спросили, как добраться до кемпинга. Персонал направил нас в самостоятельный «новый город», основанный в 1916 году.
