Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую - Ирина Летягина
Мне, глядя на них, тоже захотелось быть чьим-то близнецом. Когда у тебя есть близнец, ты всегда в плюсе. У тебя есть поддержка твоих шуток двадцать четыре часа в сутки, есть свидетель жизни, дуэт в группе и напарник в играх, когда ты еще маленький. Братья часто противоречили друг другу, они сами про себя говорили, что дерутся, хотя им уже под тридцать, и терпеть друг друга не могут. Но живут они вместе, держат салон красоты на двоих, вместе ходят на танцевальные вечеринки. Я никогда не видела их по отдельности. Мы договорились перед моим возвращением в Россию о том, что я научусь играть на аккордеоне, а они привезут с собой в Португалию треангулу и барабан, и мы станем бродячими артистами. А если никто не станет нам подавать, то они будут стричь людей по дороге. Из русской музыки, которую я включала им, они отметили Земфиру и Витаса. Странное сочетание. На прощание я купила для них по шоколадке, одному черную, другому белую. Я постоянно путала, кто какой шоколад любит.
Вечера, наполненные выпечкой хлеба, я проводила с Нарой, девчонкой, которая открыла мне заповедные места города-сказки Флорианополиса, слушала меня, когда мне хотелось поделиться мыслями, и открывала двери своего дома для меня. Снова и снова я поражалась тому, насколько люди могут понимать друг друга, несмотря на разные места жизни, обстоятельства и условия развития человеческого духа. Насколько просто найти общий язык с человеком, который задает вопросы и ищет на них ответы в своем сердце. Некоторые воспитываются в одной семье и выбирают совершенно разные дороги жизни, а можно расти на разных континентах, встретиться по воле случая и понимать друг друга с полуслова. Я поделилась с Нарой своими грустными мыслями об отъезде. Мне не хотелось расставаться с ней, с океаном, с Бразилией. Нара подумала и сказала: «Послушай, ты можешь тосковать и грустить, это нормально. Но также не забудь оглянуться на свой путь и возрадоваться тем событиям, которые случились, и тем людям, которых ты узнала». На прощание я подарила ей «Иллюзии» Ричарда Баха.
Влюбленность в город. Сан-Паулу
После волшебного Флорианополиса я на несколько дней вернулась в Сан-Паулу. И с этим городом у меня неожиданно случился курортный роман.
Иногда город ухаживает за тобой, как мужчина. Сначала ты равнодушна к нему, но он очаровывает тебя своим юмором, покладистостью, солнечным настроением, вдруг оказывается, что он прекрасно танцует… и ты даешь ему шанс. И тогда начинается период узнавания друг друга.
Иногда он чересчур громкий, гремящий, совсем не заботящийся о твоих нервах. И думаешь: «Да к черту такую любовь!» Но потом прощаешь, потому что радужные цветы всегда у твоих ног и он тебе улыбается и обнимает сотнями рук добрых людей. «Ничего страшного, что крикливый, зато деятельный!»
Бывают дни, когда город пробирается к твоему сердцу через нос. Когда хочется чувствовать запах любимого города как можно дольше. Город в такие дни особо привлекателен и многообразен, открывает множество своих внутренних дверей, не боясь осуждения, доверяясь, зная, что будет принят.
Иногда он пахнет непорочностью прачечной. Отутюженные простыни тысяч отелей напоминают о том, что каждый грех можно смыть и вернуться к первозданности. Несколько часов головомойки и шторма внутри центрифуги – и можно грешить сызнова.
Потом окажешься поблизости рынка. А там и затхлость мяса, и солоноватый привкус оливок, разрезанные папайи с сахарным ароматом и какие-то лживые травы, чей запах выдает их нездешнее происхождение, и молоко, и сыр, и сахарный тростник. «Не сойди с ума, не сойди с ума, держись, ты его мало знаешь!» Но город уже так близко к тебе, уже занес руку для крепкого объятия.
А потом он, извиняясь, пахнет пылью. Работящий и суетящийся. В такие моменты он не с тобой. Он движется по своим законам, забывая о тебе, обдает выхлопами машин, бросает под ноги грязь, накурившись, сминает сигаретную пачку. «Мне надо работать!» – одно его объяснение. И тебя снова обуревают сомнения.
Но он возвращается вечером и зовет тебя танцевать. И ты идешь, потому что любишь танцевать с ним. И он снова пахнет первозданностью прачечной и мылом, зализанный, светящийся, угощающий тебя изысканным ужином. И его запах напоминает: все хорошо, я чист, я провел два часа в центрифуге, обнуляясь, я готовился к встрече, хотел быть чистым для тебя. И ты говоришь ему «да».
Я влюбилась в Сан-Паулу, когда было уже невероятно поздно. До моего возвращения в Россию оставались считаные дни. Мое время в Бразилии, как стареющая луна, превращающаяся в тонкую ниточку месяца, стремилось к нулю. Прямо под моим окном гремели протесты против нового президента. Я сидела на перекрытой мостовой центральной улицы Сан-Паулу, Паулиста авенью, посередине дороги, и на меня двумя потоками шли митингующие огромной толпой. Я смотрела на всех снизу вверх, люди казались большими и сильными. Мне вообще не было страшно. Лица протестующих впечатывались в мою память: вот японка в красном плаще с широкой улыбкой протянула флаг Бразилии своему супругу, вот девчонка с розовыми кудрями отказалась покупать попкорн цвета своих волос у уличного торговца, мужчина с фотоаппаратом в каске и подобии бронежилета пробежал мимо, выкрикивая слова протеста, бездомный с грязной экосумкой вовсю скандировал антиправительственные лозунги, разбрасывая слюни вокруг себя через беззубый рот и сотрясая воздух кулаком.
Бразильцы даже митинговали любя. Девушка переходила из одной части потока митингующих в другую и задела меня. Она нагнулась, обняла меня, извинившись, и побежала в ритме самбы в другой поток. Полиция наблюдала сверху за происходящим. В небе летал вертолет, а кудрявые и с дредами, темнокожие и светлые, молодые и в возрасте, танцоры и журналисты шли с анархистскими и социалистическими плакатами, с Че Геварой, с юморесками и антиолимпийскими надписями, и пели, и танцевали, и покупали попкорн у уличных продавцов.
Я знала: завтра эта улица, по которой прошли
