Георгий Карпенко - Под парусом в Антарктиду
Что действительно может удивить китайцев в Антарктиде? Конечно же, парусная яхта! Начальник китайской антарктической станции, общительный, улыбчивый человек, которого все зовут Профессором, резвится на яхте, как ребенок, фотографируется везде: у штурвала, в ходовой рубке, на камбузе и даже прилегши на койку Артура. Константин Константинович рассказывает ему о нашей экспедиции, и Профессор приглашает нашу команду к себе на станцию отужинать.
Тем временем на лобном месте станции, где врыт столб с указателем направлений на города и расстояний до них, Артур развернул рекламную кампанию завода ВАЗ, который помог экспедиции. С высокого футштока был спущен китайский флаг и заменен на флаг ВАЗа. К столбу Артур подогнал Ниву, единственную легковую машину на «Беллинсгаузене», поставил ее так, чтобы в экспозицию вошли все эти составляющие, да и еще и «Урания-2», стоящая в гавани на бочке. Он азартно изводил уже вторую пленку, когда подошел Аркадий и сказал ему, что машина грязная и это будет видно на фото. Недолго думая, они, раздобыв ведро и щетку, стали мыть машину, что повергло в изумление вернувшегося с «Урании-2» Константина Константиновича.
От станции «Беллинсгаузен» мы намерены были идти на запад, в сторону Новой Зеландии, но не против известных западных ветров, дующих в «ревущих сороковых» и «неистовых пятидесятых», а южнее, ближе к Антарктиде. Моя подкрепленная какими-то знаниями интуиция подсказывала: чтобы избежать встречного ветра, нужно идти по крайней мере южнее 60-го градуса южной широты, то есть в непосредственной близости от материка Антарктиды. Там, где идущие с запада на восток циклоны в своей южной половине создают восточный ветер. Бесспорно, этим маршрутом парусные яхты еще не ходили, и когда я делился этой идеей с яхтсменами, большинство из них не поддерживали ее и предрекали мне к ужасающим по силе встречным ветрам еще проблемы с дрейфующим льдом, айсбергами и обледенением яхты при низких температурах. В официальных лоциях я находил больше поддержки, чем опровержения.
Так вот, на второй день после нашего прихода вся ученая общественность станции, во главе с полюбившимся нам Николаем Александровичем Телешенком взялась решать проблему оптимизации дальнейшего маршрута экспедиции и после нескольких часов дебатов и споров решили: 65-66-й градус южной широты. Я был доволен, что сама идея получила такое мощное научное подтверждение. Я с удовольствием стряхнул с себя часть ответственности, чтоб по праву поделить ее со специалистами. Как будто чувствуя важность момента, Гидрометеоцентр России, его морской отдел во главе с Сергеем Тимофеевичем Соколовым, прислал на «Беллинсгаузен» свои рекомендации — 68-й градус южной широты!
А вечером на той же Ниве за две ездки мы переехали на китайскую станцию, которая находилась в 11 километрах к западу от «Беллинсгаузена». Дорога была пробита по сыпучим из черного камня склонам, через ручьи от тающих ледников и пробки из почерневшего, пропитанного водой снега. Холмистый и несколько однообразный пейзаж острова легко ложился под колеса машины. И вот нас встретили у вестибюля китайской станции «Грейт-Уол», переобули в домашние тапочки, подошел сияющий Профессор и повел нас по помещениям станции. На главной стене в кабинете приемов висел большой ковер с изображением Великой китайской стены. Я был поражен точному сходству пейзажа с тем, что застрял у меня в голове еще с допионерского периода. Я сказал Профессору, что эта картина нам хорошо знакома, потому что раньше она была во всех школьных учебниках. И еще высказал предположение, что до недавнего времени на ее месте висел портрет Великого Кормчего. Возвращение истинных ценностей было приятным и для Профессора, и я уверен, что прочитал это подтверждение на его лице. С этим радостным предположением мы переступили порог столовой. А здесь была простая китайская кухня, и то, что она уверенно завоевывает мир, мы узнали через полчаса. Порядка пятнадцати наименований блюд были предложены слегка проголодавшимся путешественникам. Сами китайцы были как на подбор молоды, улыбчивы, энергичны. Все, кроме китайского боцмана, который вальяжно, расслаблено улыбался и, казалось, ничего не делал для улучшения китайско-российской дружбы. Это был коллектив, сплоченный не только работой и зарабатыванием денег, эта команда носила отпечаток прошлой дисциплины и большой внутренней энергии. Мы обменялись приветственными тостами, потом было еще полтора десятка тостов, и поздно ночью, пригласив на «Уранию-2» всю команду китайской станции, с громким исполнением русских песен отбыли к себе на «Беллинсгаузен».
Вечером кто-то на бегу сказал, что завтра придет циклон. В то, что погода изменится, трудно было поверить, потому что светило солнце, блестели ледники, обрываясь в ярко-синее море. И действительно, проснувшись утром, увидели белые пейзажи — за окном была пурга и валил снег. «Ура-ния-2» проступала сквозь туман и маячила на том же самом месте, что и вчера вечером. Автоматически отменялась наша поездка на остров Ардли, где была большая колония пингвинов. Но изменения в природе не испугали китайцев, и они почти всем составом приехали на «Уранию 2». Китайцы потрясены видом яхты и радуются тому, что можно все потрогать руками и попытаться представить себя в плавании по океану. Их, похоже, дольше, чем нас, держали в ежовых рукавицах.
На «Беллинсгаузене» мы погрузились в пучину обоюдно заинтересованных, даже нежных отношений. Мало того, что сам по себе коллектив станции, на удивление и вопреки законам психологии, был сплочен, демонстрировал ровные отношения. Резкие выпады и хмурые лица остались на многострадальной родине, полярники же больше походили на отдыхающих закрытого от чужих санатория. Было видно, что они были связаны между собой многолетней и не испорченной ничем дружбой. Здесь я видел действительно то, о чем читал раньше в книгах и что не требовало перевода с советского на человеческий язык. А над всем этим ненавязчиво и совершенно естественно парил образ Константина Константиновича. Он был свой среди этих крутых полярников, потому что обладал не меньшим опытом, чем они сами. Кроме этого, доктор Константин был руководителем, которому полярная этика не позволяла его таланту уйти в сторону и погубить дело. Вот и сейчас мы забрели в его кабинет, где уже сидели люди и доктор Константин кипятил и разливал чай, подсыпал печенье в тарелку, хлопотал вокруг собравшихся и регулярно предлагал что-нибудь выпить, но получал отказ, и это почему-то не было удивительно.
Мои ребята буквально купались в этой ауре. День переходил в ночь, ребята мигрировали из комнаты в комнату и не выходили из состояния круглосуточного общения. Артур Чу-баркин захлебывался от счастья, а Иван переселился в радиорубку и не выходил оттуда вторые сутки. Боцман, до того как начал по-серьезному ходить под парусом за моря, может быть, еще с большим рвением лазал в пещеры. Моторист «Беллинсгаузена», на мою беду, был в прошлом таким же крутым спелеологом, как и наш Боцман. Так что «Урания-2» отдыхала, временно потеряв своего покровителя. Валера распылялся. Сам я его почти не видел, но мне говорили, что область его интересов лежала между дизельной и радиорубкой. Мне же доставляло большое удовольствие беседовать с Николаем Александровичем Телешенком. Это не только потому, что у нас были интересы в Арктике и много общих там мест. Николай Александрович был натуралистом жизни и фиксировал все события, которыми была полна жизнь арктического ученого. У него был свой подход к описанию событий, это была интересная летопись, которая содержала и сухие факты и прелести жизни. Он вел оригинальные дневники, которые содержали научные идеи, простой хронометраж, сцены из простой жизни, тут же были вклеены фотографии. Он мне доверительно сказал: «Идите по 65-й широте — и все будет хорошо». Мне также было интересно общаться с Олегом Сахаровым и Валерой Федоровым.
