Клаус Полькен - В плену Сахары
Улед-наиль относятся к наиболее известным племенам Сахары. Пожалуй, ни одни путевые заметки не обошлись без их описания. Этой «славе» они обязаны, если уж на то пошло, своим девушкам. В двенадцатилетнем возрасте девушки улед-наиль покидают свое племя и поселяются в одном из оазисов Сахары. Там они живут в собственных домах, обычно под надзором старшего члена племени, который готовит для девушек еду и помогает им как словом, так и делом. А девушки танцами и любовными услугами зарабатывают себе приданое.
«Довольно большое кафе, — сказано в одном сообщении из Джельфы, — служит залом для танцев. Здесь красотки под чувственно-сентиментальные звуки кларнета, ритмично покачивая животом, медленно двигаются взад и вперед, в то время как их руки выполняют волнообразные движения или грациозно держат косынку, которой они кокетливо прикрывают отдельные части лица. Читатель, однако, не должен их представлять в костюме одалисок. Напротив, они облачены во множество одежд, одна поверх другой, и увешаны бесчисленными украшениями. Их диадемы составлены из девяти или восемнадцати серебряных пластинок. Часто они носят налобник из золотых монет, служащий им рекламой. С той же целью они кроме национального ожерелья украшают свою шею также несколькими нитями из больших дукатов, составляющих иногда настоящее богатство. Тоненькая цепочка вокруг подбородка обрамляет лицо. Крупные серьги с подвесками обычно укрепляются в волосах. Они часто очень дорогие и отличаются искусной выделкой. Их броши имеют форму звезд или розеток, застежки выделяются простотой форм и изяществом. Все более или менее крупные украшения звенят от крошечных талисманов…».
Все наблюдатели едины в том, что было бы совершенно неправильно сравнивать обычай улед-наиль с проституцией (большое удивление вызывает тот факт, что улед-наиль правоверные мусульмане!). Андре Жид писал: «Можно наблюдать, как уледы принимают участие в некоторых обрядах, наполовину мирского, наполовину религиозного значения. Даже высокочтимые марабуты не брезгают их обществом. Я не хочу брать на себя слишком много, но мне кажется, что мусульманская религия довольно легко мирится с ними…».
Для всех этих племен французская администрация ввела в 1905 году новые правила: она требовала отныне от каждого племени «demande d’achaba» — «прошение о необходимости кочевания». Это прошение удовлетворялось лишь после запроса «хозяев территории» (местных властей района, куда собирались кочевники), и к тому же, если выдавалось такое разрешение, то в нем строго предписывался путь и точное время передвижения. Вдобавок за переходами кочевников внимательно следили. Дело в том, что крупные французские промышленники присвоили себе право уборки урожая и реализации альфы, растущей на плоскогорьях и в районах соляных болот. (Альфа обычно перерабатывается в бумагу.) Крупные землевладельцы добились того, что кочевникам давалось разрешение на передвижение лишь после снятия урожая альфы. Некоторые землевладельцы требовали, чтобы переходы кочевников были запрещены до снятия урожая зерновых культур.
В 1921 году последовало другое предписание. Прежде всего были уменьшены в размерах пастбища и проведено их точное размежевание. Постоянное разрешение на пользование пастбищами получили лишь племена арбаа, саид-атба и улед-якуб из района Афлу. Остальные племена вынуждены были ежегодно ходатайствовать о новом разрешении. Подобного рода акты ускорили и обострили кризис, в котором оказалось кочевничество. Ограничения в передвижении кочевников в засушливые годы имели для них катастрофические последствия. Прежде всего серьезно сократилось поголовье скота, которым владели эти племена. В течение очень засушливого лета 1945 года племена в окрестностях Жеривиля потеряли семьдесят один процент лошадей и тридцать восемь процентов верблюдов. При этом следует учесть, что поголовье овец в 1944 году составляло всего лишь пятьдесят процентов по отношению к поголовью 1930 года.
Подсчитано, сколько животных необходимо содержать кочевью, чтобы выжить. Так, например, находят, что группе из пяти-шести человек необходимо иметь минимум семь верблюдов. Два из них используются для транспортировки воды и для нужд стада, четыре — для перевозки домашней утвари во время переходов и для добывания продуктов питания. По меньшей мере одна верблюдица должна быть оставлена для получения потомства. Трудно даже представить, что означала для племени улед-зиад потеря семидесяти процентов поголовья верблюдов между 1932 и 1954 годами, если уже в 1944 году триста шестьдесят членов племени, насчитывавшего одну тысячу сто тридцать одного скотовода, не имели ни верблюдов, ни овец и только семьдесят пять владели больше чем шестью верблюдами.
Ограничения в передвижениях приводили к сокращению стад, а это, в свою очередь, к распаду традиционного племенного строя. У полукочевников было принято «откомандировывать» мужчин племени для обработки участка земли. Земля считалась неделимой собственностью племени и обрабатывалась сообща. Теперь же потерявшие свой скот соплеменники начали закрепляться на коллективной земле и присваивать ее себе как частную собственность. В относительно влажные годы все шло благополучно, однако в засушливые годы люди снова были вынуждены отказываться от обработки земли. Обнищавшим кочевникам не оставалось ничего другого, как становиться наемными рабочими. Их брали прежде всего на уборку альфы. Бедуины превратились в пролетариев. Они принадлежали к наиболее эксплуатируемой, наиболее страдающей от перепадов колониальной экономики части деревенского пролетариата.
В настоящее время многие видят в переходе кочевников к оседлости единственный выход из создавшегося положения. Бедуины со своей стороны охотно соглашаются на это. Их бродячий образ жизни диктовался отнюдь не зовом крови, а экономической необходимостью. В последние годы перед завоеванием независимости Алжира переход кочевников к оседлости всячески поощрялся французскими колониальными властями, так как приток пролетаризированных экс-кочевников на север неизбежно приводил к дальнейшему обострению социальной ситуации, что служило важным стимулом для алжирского национально-освободительного движения. Колониальная администрация сделала попытку создать образцовый проект под названием «Операция мекхадма». Впрочем, эта «операция» была осуществлена уже давно без какого бы то ни было участия французских властей.
Племя мекхадма, кочевавшее в окрестностях оазиса Уаргла, потеряло за период с 1885 по 1945 годы две трети поголовья скота. Начиная с 1908 года можно было наблюдать, как отдельные представители племени становились оседлыми, а прежняя социальная структура племени распадалась. Племя дробилось на все более мелкие группы и в конце концов распалось на автономные семьи. Они осели на краю Уарглы, где поначалу жили в палатках, а затем переселились в довольно прочные дома. И только на несколько месяцев в году они по-прежнему уходили со своим скотом на пастбища.
