Виктор Леглер - Южнее Сахары
Проезжали энтузиасты сохранения дикой природы – идеи, совершенно чуждой африканскому сознанию. Природу начинают беречь в постиндустриальном обществе, а африканцы жили в доиндустриальном. В любом национальном парке, если его не будут охранять белые с пулеметами, все равно будут пасти коров. Андрей приятно побеседовал с романтически настроенной разведенной американкой лет пятидесяти, которая уже вырастила детей, и хотела посвятить себя хорошему делу. Она приехала сюда пропагандировать солнечные печки, чтобы африканцы не вырубали деревья на дрова. Правда, образца или рисунка солнечной печки у нее с собой не было, а на словах она объясняла невнятно. Ее сопровождал молодой высокий негр, с которым она познакомилась в Сонгвиле. Он горячо уверял, что их начинание ожидает в будущем огромный успех и деревья перестанут вырубать.
Беспечное богатство западного мира поражало воображение. Как-то в Кайене Андрей познакомился с молодым французом, который встречал свой прибывающий из Дакара морской контейнер с оборудованием. Контейнер был набит современными, в прекрасном состоянии станками: токарными, фрезерными, сверлильными, и всякими другими, с полным набором инструментов и всего необходимого для работы, даже с запасом металла для заготовок. Все это он получил даром, в момент закрытия политехнического лицея. Франция не нужны были больше токари, она нуждалась в программистах и системных администраторах. На этих станках он собирался изготовлять в Сонгвиле сельскохозяйственные машины и запчасти. Андрей по необходимости хорошо знал станочный парк Сонгая. В основе его производственной мощи страны лежало паровозное депо, построенное французами в довоенный период и дополненное станками, привезенными из Советского Союза в шестидесятые и семидесятые. То, что француз вез, было для здешних условий огромной ценностью и мощным технологическим скачком.
Пожалуй, больше всего Андрея удивил молодой голландский фермер, путешествующий по Африке в поисках места для сельскохозяйственного предприятия. Он объяснял так, что в Голландии больше не нужны фермеры. Земля все больше требуется для городов и парков. Запрещено использовать химию, поскольку голландская продукция должна быть образцовой в экологическом отношении. Существуют строгие нормы условий жизни для сельскохозяйственных животных и на их питание, потому что голландские куры и коровы должны быть счастливыми. Очень трудно найти рабочих, все хотят сидеть в офисах перед компьютерами. И при этом приходится конкурировать с продуктами из Франции, Испании, Польши, Эстонии, где нет таких ограничений. Теперь он хотел найти подходящее место в Африке, чтобы попробовать снабжать Европу отсюда. Андрей так и не узнал, что случилось с храбрым голландцем дальше.
Однажды утром Андрей отправился в Кундугу. На участке скопилось золото, и он хотел взять полицейских для сопровождения. Обычно начальник полиции, получавший хорошие чаевые с каждого транспорта, поднимался, завидев его, из-за своего стола, сердечно здоровался и сам спрашивал: «Ну, когда повезем золото?» Но сегодня что-то не сложилось. Начальник, извиняясь, сказал, что приезжает полицейское начальство, будет какой-то смотр, и все должны быть на своих местах. «Дня через два поедем,» – закончил он успокаивающим тоном. У Андрея были в городке еще кое-какие дела, и, прежде чем ехать по самой жаре домой, он завернул отдохнуть в бар. Хозяина он не встретил. Одна из девушек сказала ему, что он вот только что был, но куда-то ушел, по-видимому, по делам. Андрей уселся в приятной тени огромного дерева и задумался о своей жизни.
Работа на полигоне явно подходила к концу. Зачищались остатки песков, и в ближайшие дни приборы можно будет останавливать. Ночные смены были уже отменены. Большинство машин – молодец Николай – уже законсервированы и готовы к следующему сезону. Золота добыто достаточно, даже побольше обещанного, долги возвращены, данные им обязательства выполнены, и участок можно бросить навсегда. Но зачем? Эта техника может еще поработать, дать прибыль, если направить ее на подходящий объект. Собственно, и объект есть – участок Мусы Бубакара. Это было так очевидно, что Андрей удивлялся, почему Муса до сих пор не пришел к нему с предложением. Вероятно, ждет, когда мы сами к нему придем, чтобы выговорить условия повыгоднее. Переговоры будут нелегкими и продлятся не один день, но должны закончиться успешно, поскольку ни одна сторона в принципе не может осуществить проект в одиночку.
За годы, прожитые на участке, Андрей ко всему привык, стал как бы своим. Его все знали, он был уверен в прочности и безопасности своего положения. Он притерпелся к одиночеству, потому что его знания языков хватало для болтовни и деловых отношений, но не для дружеских. Собственно, он не был уверен, что в Африке существуют дружеские отношения в их российском понимании. Любое сближение с африканцем очень скоро означало для него новые обязанности, а для другой стороны новые права. Иногда это выражалось прямо: «Ты мне друг? Так дай мне денег». А предложения с его стороны о встречных дружеских уступках встречало искреннее недоумение: «Я же бедный, у меня ничего нет».
Возможно, дело было не в языковом барьере, а в более глубоких душевных различиях, разных взглядах, разном понимании. Как-то раз Леонтий говорил им об этом. Он сказал:
– Вот мы, белые, уверены в своем превосходстве над черными. Без враждебности, спокойно, доброжелательно, но твердо и непоколебимо уверены. Так?
Андрей с Николаем прислушались к себе. Потом оба кивнули.
– Вас это, вероятно, удивит, но можете мне поверить на слово. Черные так же – спокойно и твердо – убеждены в своем превосходстве над белыми. И никто не способен изменить свое мнение. Это данность мировоззрений.
Слушая тогда Леонтия, Андрей вспомнил о своих отношениях с Авой. Она всегда не то, что признавала, а настаивала на их неравенстве, на его превосходстве и своей подчиненности. Но при этом она часто говорила: «Ты ничего не понимаешь в Африке. Ты другой. И никогда не поймешь.»
Скажем, явно другим у здешних жителей было чувство юмора. В России Андрей не сомневался в своей адекватности: над его шутками смеялись, и он смеялся над шутками других. В Африке его шутки оставались абсолютно непонятными, его по несколько раз переспрашивали, честно пытаясь понять, что он имеет в виду, и он бросил это занятие. Успех он имел один раз, когда по недосмотру схватил рукой свежеприваренную железку и отдернул обожженную руку. Он чувствовал себя как Жванецкий после ударной репризы, народ буквально лег от смеха и восторга.
Он уже твердо решил, если работа будет продолжаться, на следующий год привезти сюда жену. Их дети были уже в состоянии прожить год без родителей. Ей будет интересно, а ему много легче. В такой ситуации они вместе смогут убедить жену Николая сделать вторую попытку. Николай, правда, говорил, что не вернется, но Андрей был уверен, что полугодовая домашняя реабилитация изменит его позицию. Для невозвращенца он слишком тщательно приводил все в порядок. Тогда можно будет наладить нормальную жизнь.
