Верн Жюль - Воздушная деревня

— Мсело-Тала-Тала!

Неужели, правда?.. Его Величество решил все-таки лично принять восторги своего народа? И он соблаговолит наконец спуститься со своего Олимпа, недоступного простым смертным? И Джон Корт с Максом Губером решили остаться.

В самом деле, какое-то движение началось возле королевской хижины, ему отвечал глухой рокот толпы. Дверь открылась, построился конвой, начальник Рагги занял место во главе.

Почти тотчас появился трон — старый диван, задрапированный тряпками и листьями, он плыл на крепких плечах четырех носильщиков, а на нем торжественно восседал Его Величество, человек лет шестидесяти, с седыми волосами и бородой, весьма плотного сложения, так что ноша, вероятно, была нелегкой даже для бравых служителей; голову вместо короны украшал венок из зелени.

Кортеж[209] тронулся в путь, по всей видимости, с намерением обогнуть площадь, совершить круг почета перед верноподданными короля.

Вагди припали к земле, распростерлись ниц, застыли в коленопреклоненных позах в абсолютном молчании, как будто загипнотизированные явлением августейшего Мсело-Тала-Тала.

Монарх, впрочем, оставался вполне равнодушным к оказанным ему почестям, вероятно, он давно привык ко всеобщему поклонению, и его не трогал молитвенный экстаз толпы.

Мсело-Тала-Тала едва удостаивал ее легким поворотом головы. Ни единого жеста с его стороны, если не считать, что раза два или три он почесал длинный нос, вооруженный толстыми стеклами очков, что оправдывало его прозвище «Отец-Зеркало».

Двое друзей с напряженным вниманием разглядывали монарха, когда кортеж проходил мимо них.

— Да это же… человек! — с изумлением воскликнул Джон Корт.

— Человек? — переспросил Макс Губер.

— Ну да… человек… и к тому же белый!

— Неужели белый?!

Да, сомневаться не приходилось: тот, кого торжественно проносили на его sedia gestatoria,[210] был существом, отличным от вагди, над которыми он властвовал. Не принадлежал он также и к туземным племенам, живущим в верховьях Убанги…

Несомненно, это был белый, полноценный представитель человеческой расы!

— И наше присутствие не производит на него никакого впечатления! — поразился Макс Губер. — По-моему, он даже не заметил нас! Что за черт! Мы все же отличаемся от этих полуобезьян, и за три недели, проведенные среди них, еще не потеряли человеческого облика, я полагаю!

Он готов был уже крикнуть во весь голос: "Эй, вы там!.. Месье!.. Извольте взглянуть на нас!"

Но в это мгновение Джон Корт схватил друга за руку, и голос его напрягся от волнения:

— Я его узнал!

— Узнали?!

— Да! Это доктор Йогаузен!

Глава XVII

В КАКОМ СОСТОЯНИИ ДОКТОР ЙОГАУЗЕН?

В прежние времена Джон Корт встречался с доктором Йогаузеном в Либревиле. Поэтому ошибка исключалась. Конечно, это тот самый доктор, а ныне он властвует над загадочным племенем вагди!

Теперь легко очертить в нескольких словах начало его истории и даже восстановить ее целиком. Факты выстраивались в непрерывную цепь от лесной клетки к деревне Нгала.

Три года назад этот немец, желая повторить не очень серьезную и во всех отношениях неудачную попытку профессора Гарнера, покинул Малинбе в сопровождении негров, несших багаж, боеприпасы и провизию, рассчитанную на долгий срок. Было известно, чем он собирался заняться на востоке Камеруна. Он разработал невероятный проект вхождения в среду обезьян, чтобы изучить их язык. Но в какую сторону направлялась экспедиция, доктор Йогаузен не сообщил никому, будучи человеком очень оригинальным, упрямым до маниакальности и, по народному выражению, слегка чокнутым.

Открытия Кхами и его спутников на обратном пути неоспоримо доказывали, что доктор достиг в лесу места, где протекала река, названная его именем по инициативе Макса Губера. Он построил там плот и, отослав носильщиков, погрузился на него вместе с туземцем, состоявшим у него на службе. Затем оба спустились по реке до заболоченного участка, в конце которого они и установили решетчатую хижину под прикрытием деревьев.

На этом прерывалась достоверная версия о приключениях доктора Йогаузена. Что же касается последующего, то гипотезы превращались теперь в уверенность.

Мы помним, что Кхами, роясь в пустой хижине, наткнулся на маленькую медную шкатулку, где хранилась записная книжка. Короткие и обрывистые строчки, начертанные торопливым карандашом, охватывали период с двадцать седьмого июля 1894 года по двадцать четвертое августа того же года.

Отсюда можно было заключить, что доктор высадился двадцать девятого июля, завершил обустройство хижины тринадцатого августа, прожил в своей клетке до двадцать пятого того же месяца, то есть полных тринадцать дней.

Почему он покинул обжитое место? По доброй ли воле? Очевидно, нет. Установив, что вагди добирались иногда до берегов реки, Кхами, Джон Корт и Макс Губер знали теперь, как развивались дальнейшие события. Огни, которые вспыхивали на опушке леса по прибытии каравана, были те же, что вели их от дерева к дереву. Из этого следует, что дикари обнаружили хижину доктора, захватили его в плен и вместе с багажом препроводили в воздушную деревню.

Что касается слуги-туземца, то он, без сомнения, скрылся в лесу. Если бы его доставили в Нгалу, то Джон Корт, Макс Губер и Кхами непременно повстречались бы с ним, ведь жил бы он не в королевской хижине. К тому же, будь он в деревне, они бы увидели его сегодня во время церемонии, возле своего хозяина — в качестве сановника, а то и премьер-министра…

Таким образом, вагди не обошлись с Йогаузеном хуже, чем с Кхами и двумя друзьями. Вероятно, пораженные его интеллектуальным превосходством, они и превратили доктора в своего властелина, — то же самое могло произойти и с Джоном Кортом, и Максом Губером, если б место не было уже занято.

Итак, в течение трех лет доктор Йогаузен, или «Отец-Зеркало» — он сам и научил этому выражению своих подданных, занимал вагдийский трон под именем Мсело-Тала-Тала.

Это объясняло множество вещей, доселе непонятных: почему отдельные слова конголезского языка фигурировали в языке этих лесных дикарей, а также и два-три немецких слова; кто научил их обращению с шарманкой; откуда им известен способ производства некоторых инструментов и бытовых предметов; наконец, в чем причина определенного нравственного прогресса этих типов, стоящих на низшей ступени человеческой лестницы.

Вот о чем говорили друзья между собой, возвратившись в свою хижину.

О всех новостях немедленно сообщили Кхами.