Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Капитан похаживал по мостику, невозмутимо-спокойный, широкоплечий, заложив руки за спину. Маленькие светлые глаза его щурились, что было признаком хорошего настроения. Капитана радовали чайки.

“Если чайка села в воду, жди хорошую погоду”, — такова старая примета поморов. А чайки, которых было видимо-невидимо вокруг, садились на воду. Правда, покачавшись на отлогой волне, они тотчас же снимались и принимались снова кружиться у борта корабля. Это птицы-попрошайки. И голоса у них были какие-то плаксивые, жалостные. “Подайте на пропитание, подайте”, — словно бы клянчат они, провожая корабль.

Из штурманской рубки на мостик поднялся Сабиров (на “Пятилетке” он совмещал обязанности штурмана и старшего помощника).

Глядя на него и на капитана, сблизивших головы над картушкой компаса, я вспомнил рассказ Сабирова о том, как Федосеич в свое время вырабатывал в нем характер моряка.

Тогда молодой казах только закончил мореходное училище и служил штурманом на танкере, которым командовал Федосеич. Караван кораблей шел в Архангельск. При подходе к Северо-Двинскому маяку на танкере Сабирова вышла из строя одна из машин, что затруднило маневрирование. Начальник каравана дал семафор: “Рекомендую взять лоцмана”. Федосеич ответил: “Мой штурман впервые ведет корабль. Чтобы не портить его характер, прошу разрешения лоцмана не брать”. Ответ — “добро”, то есть “разрешаю”. И танкер благополучно вошел в Северную Двину.

Сабиров любил при случае вспомнить эту историю.

— “Крестным батькой” моим стал! — с гордостью заканчивал он. — Умница! Бывалый! Понимает, как человеку важно начать!

Между тем Федосеич был очень осторожным судоводителем. Я убедился в этом, когда обсуждали вопрос, каким проливом пройти из моря Лаптевых в Восточно-Сибирское море. Проливу Дмитрия Лаптева Федосеич предпочел пролив Санникова, хотя тот был расположен севернее.

— Глубины больше, а значит, и плавание безопаснее, — кратко сказал он.

Потом, видимо решив, что недостаточно обосновал свою мысль, подкрепил ее поморской поговоркой:

— Старики говорят: “Моря не бойся — горы бойся…”

В положенный срок слева по борту остался остров Столбовой, а спустя несколько часов открылся и мыс Медвежий.

“Пятилетка” находилась посреди обширного архипелага Новосибирских островов. На юге за пеленой тумана прятались острова Ляховские. На севере темнела полоска земли. Когда мы приблизились к ней, стали видны полосатые от снега склоны острова Котельный, где я когда-то зимовал.

Это и был пролив Санникова.

Навечно закреплена на карте память об отважном и пытливом русском путешественнике якуте Савинкове, передовщике13 артели зверопромышленников.

Сам Санников был очень скромен. Он не дал своего имени открытому им острову Столбовому. Имя его получил пролив, а также загадочная земля, то возникавшая, то исчезавшая на географической карте.

Санников, по его словам, видел ее с северной оконечности острова Котельный.

Было это в начале прошлого столетия.

Почти полтора века с той поры спорят ученые о том, правду сказал Санников или ошибся. Несколько известных русских путешественников, отправившись следом за якутом-передовщиком, подтвердили, что земля есть, что они тоже видели землю. Бесстрашный Толль даже погиб во время ее поисков.

В наши дни правдивость Санникова горячо отстаивал знаменитый геолог академик Обручев. Он считал, что земля находится между 78-м и 80-м градусами северной широты и 140-м и 150-м градусами западной долготы. Указывались, таким образом, даже координаты.

Уверенность в существовании земли была так велика, что во время одной советской высокоширотной экспедиции везли на корабле зимовщиков, чтобы “попутно” ссадить на Земле Санникова. Но корабль прошел по чистой воде. Нигде в ноле зрения не было и признака суши.

Сейчас мы пересекали условный меридиан Земли Санникова.

— Знаете ли наше место, товарищи? — спросил я научных сотрудников за ужином.

В кают-компании поднялся разноголосый шум:

— Знаем! Конечно, знаем… Миновали Котельный… Проходим Землю Бунге… Скоро Новая Сибирь…

— Почти верно…

— Как это — почти?

— Вы не назвали еще одну землю. Лежит севернее этих островов.

Наступило молчание. Молодые научные работники недоуменно переглядывались. Степан Иванович усмехался в усы, доедая компот.

— Гипотетическая земля, — подсказал я.

— А! Земля Санникова!.. Кто-то пошутил:

— Наш корабль находится на траверзе миража…

— Миража? Ой ли! — задорно ответили ему. — А может, не миража…

Завязался спор. Эти два слова “Земля Санникова” я бросил, как яблоко раздора, и ушел улыбаясь. Неотложная работа ждала меня. Трудно вообразить, какое множество разнообразных каждодневных хлопот одолевает начальника полярной экспедиции!..

Я работаю уже больше часа, но шум спора продолжает доноситься ко мне — моя каюта помещается в том же коридоре, что и кают-компания.

— Мираж! Бред! — авторитетно произносит тонкий, очень знакомый мне голос. У него получается раскат на букву “р”, так что “бред” звучит, как “бррэд”. — Привиделась Савинкову земля!

— Как же привиделась? Что вы! — возражают ему. — Ведь Санников видел две земли. Одна оказалась на месте. Через полвека наткнулись на нее.

— Остров Беннета?

— Да… А вторая почему-то исчезла, растаяла, испарилась. Почему?

— Вот вы сказали — мираж! — подхватывает второй защитник Земли Санникова. — Но что же это за мираж, который всегда возникает в одном и том же месте?.. И Толль видел гористую землю…

— Насчет гор помолчали бы, — прерывает самоуверенный голос. — Толль определил их высоту в два с половиной километра. Каково? Да в этой части Сибири таких гор и на материке нет.

Я слышу, часто повторяются слова: “торосы”, “гряда торосов”, и догадываюсь, о чем идет речь. Увы! Скептик прав. Скольких путешественников подводили эти торосы — нагромождения льдин, достигающие иногда высоты пятнадцати метров! Издали, особенно в условиях плохой видимости, их легко принять за острова среди льдов.

Упоминается фамилия русского моряка, лейтенанта Анжу.

— С мыса Бережных Анжу видел синеву, совершенно подобную отдаленной земле…

— Ну хоть бы и ваш Анжу…

— Но, спустившись с мыса и проехав по льду около полутора миль, убедился, что перед ним не земля, а гряда торосов…

О, у этого скептика изрядная эрудиция!

— Закрыть двери в коридор? — спрашивает меня старший радист Никита Саввич Окладников, который принес на подпись очередные радиограммы.