Марина Галкина - Одна на краю света
Новое место отстоит от старого метров на пятьсот по прямой. Здесь есть протяженная ровная площадка, сухая тундровая терраса, под тонким покровом тундровых кустарничков местами обнажается песчаная почва. Поодаль невысокий обрыв к другому озеру. «А почему сразу здесь не встали?» — удивляюсь я. «А в этом озере гольцов нет». На песчаном берегу отдраиваем кружки песком — самым лучшим природным чистящим средством.
Интересно здесь, на продуваемых просторах, смотрится чайник, подвешенный на треноге. Он висит не над костром, то есть не над ветками, а в стороне примерно на полметра. Между землей и чайником не больше двух сантиметров, и язык пламени от костра пролизывает это пространство и охватывает закопченый подветренный бок чайника. За ним на земле лежат вывернутые голенищами наизнанку болотники — это единственное место у костра, где они могут подсушиться. А греться здесь можно только в движении, за работой или в кукуле — если встанешь или присядешь в тепло пламени на подветренную сторону костра, он тут же перестает нормально гореть и приходится уступать место ветру. Фархад дал мне поносить ватник, иначе я, наверное, совсем бы замерзла.
Дрова для костра рубят здесь тоже необычно — топор по виду напоминает тяпку — лезвие его расположено перпендикулярно топорищу. Таким топором легче рубить ветки и стволики кустарников — основного источника дров. Сухие ветки в костре перекладываются слоями сырых дров — иначе на ветру костер мгновенно прогорает.
Учу чукотские слова. Амын ет-тык или просто ет-тык — «здравствуйте». И-и — ответ на приветствие. Ет-тык, дословно — «я пришел». Чукчи могут здороваться таким образом несколько раз в день с одним и тем же человеком. Таган — «до свидания». Как минкри? — «как дела?» «Нормально» — мечинки. Кукэн — «чайник». Койнын — «кружка». Ут-тыт — «дрова». Пинйолыын — «печка, костер, очаг». Плект — «торбаса». Памьет — «чижи, меховые носки». Узнаю у Оксаны некоторые традиционные рецепты. Так называемый выт-выт варится из трех компанентов: листьев иван-чая, ивы и щавеля. Листья долго упариваются (Оксана варила их два дня), а зимой служат вкусной приправой к строганине. Кэмэрген — это кушанье из телячьей требухи с сушеными листьями ивы. Вечером на стоянку подъезжает вездеход. Командир вездехода — бравый молодой лейтенант — привез для проведения коррализации нескольких специалистов. Приехал даже сам директора рыркайпийского совхоза — Бурлах Александр Николаевич.
Узнаю, что на океане лед не растаял и лежит прямо у берега, так что мне, возможно, придется тащиться по льду. Уже месяц в поселке на мысе Шмидта стоит яхта «Апостол Андрей», совершающая кругосветное плавание, и все никак не может пробиться на запад.
«Странный год. Может, и не будет больше тепла. Поехали с нами на вездеходе. А хочешь, сейчас санрейс закажу, на вертолете прямо на мыс Шмидта улетишь?» — то ли в шутку, то ли всерьез предлагает мне директор. «Нет, спасибо, я лучше своим ходом» — смеюсь я.
На следующий морозный день я приняла участие в экзотическом для меня процессе коррализации оленей. До этого для меня было загадкой — как за один день соорудить корраль на голом месте и подсчитать в нем всех оленей.
Когда рассматриваешь внимательнее меховую одежду чукчей — кухлянку или керкер, замечаешь на ней множество маленьких залатанных дырочек — эти отверстия прогрызли в оленьей шкуре оводы, когда, развившись под кожей оленя, выбирались наружу. Чтобы от оводов не портилась шкура оленя, и чтобы животное меньше страдало, каждый год всем оленям делают прививки, предотвращающие развитие личинок. Во время коррализации, когда подсчитывается численность оленей в стаде, проводят и эту прививку. Попутно отбираются олени на убой.
На помощь, необходимую для постройки корраля, для загона оленей, разделки туш на нашу стоянку из соседнего стойбища яранг приехали на крыше вездехода женщины и ребятишки. На ровной тундровой площадке воздвигают окружностью диаметром метров в двадцать привезенные высокие жерди с двумя веревочными оттяжками каждая. Для крепления растяжек вбиваются мелкие колья, но они с трудом держат мощную нагрузку, вырываются из земли. Поэтому для оттяжек особенно идут нарасхват тяжелые запасные гусеничные траки. В окружность этого сооружения для прочности «вплетаются» с двух противоположных сторон трактор и вездеход.
Между жердями растягиваются веревки, к которым вяжутся длинные, высотой в человеческий рост, полотнища брезента. «Сколько штанов и штормовок можно нашить из них!» — невольно думается мне.
В одном конце корраля из досок сооружается узкий проход, в который может поместиться только один олень, а с противоположной стороны стены загородки распахивают, открыв широкую воронку-вход для загона оленей.
Теперь пастухам необходимо было точно направить стадо в эти ворота. Это сделать было не так-то легко, уже перед входом, когда, казалось, все олени устремлялись внутрь, от стада непременно отбивалась небольшая группка, голов в сотню, и уносилась обратно в тундру. Я, согреваясь, бегала вместе с пастухами за этими отколами и даже заслужила удивленно-восторженную похвалу пожилых чукчанок: «Как чукча бегаешь!»
Наконец, все олени в коррале, притаившиеся вдоль стен загродки люди быстро перемещают концы брезентовых стен, закрывают ворота. Стадо беснуется в загоне, беспорядочно мечется и вскоре начинает перемещаться по кругу.
Внутри корраля воздвигается еще одна мягкая брезентовая стенка-перегородка почти от центра круга до узкого выхода. Теперь задача — отсечь от тысячной массы оленей небольшую группу и замкнуть ее в сектор круга с этой одной стенкой.
Взрослые пастухи стоят наготове на выходе из корраля, им предстоит хватать пробегающих там по одному оленей за рога, удерживать, пока им вкалывают прививку, клеймить. Забивать отбракованных особей. Внутри корраля пара подростков, пара девушек и старик, держа в руках брезентовое полотнище, должны вклиниваться в шуршащую, шарахающуюся от людей массу животных. Занимаю место в ряду живой ходячей изгороди и я.
Чукотская коррида начинается. «Борька, отсекай!» — ревут зрители снаружи. Поначалу жутко смотреть, как мальчишка, держащий край полотнища, бросается в гущу безумных, на полном скаку несущихся по кругу оленей. Растопчут, кажется мне, неискушенному наблюдателю. Я в ряду четвертая, вдалеке от края, но мне все равно страшно, кажется, олени могут сбить с ног, подмять под себя. Под копытами животных уже безжизненным комочком болтается растоптанный олененок, не выдержавший бешеной гонки. Но Борька в подходящий момент смело вклинивается в стадо, и вот мы все, как рыбаки неводом, затягиваем пару десятков животных в отгороженный с одного боку сектор и собой замыкаем выход из него. От ужаса закатывая глаза, сверкая белками, олени наскакивают на нас, мы выше поднимаем руки с зажатым в кулаках полотнищем, отбрыкиваемся от оленей ногами, кричим на них. Стоит дать слабину в натяжении стенки или чуть опустить кому-нибудь руки, как в эту «пробоину» в стене, опрокидывая человека, устремляются все, только что с трудом отсеченные животные, и присоединяются к основной массе.
