Мили ниоткуда - Барбара Сэвидж
— Dios mio! Неужели вы проделали весь путь от Сеуты на этих самых штуковинах? — пронзительно верещала она. Дама вместе с друзьями возвращалась из Феса, они любезно предложили нам свои карты. — Впереди развилка, — объяснила туристка. — Мы все время ехали по главной дороге. Местность довольно ровная, но сама дорога в ужасном состоянии. Такие ямы, что можно ухнуть в них с головой, да и камни попадаются сплошь и рядом. Советую вам добираться до Феса горной дорогой. Возможно, она лучше, чем шоссе, по крайней мере, хуже быть не может.
Едва мы распрощались с испанцами, как к отелю подкатил ультрасовременный, снабженный кондиционером туристический автобус, и мы решили расспросить водителя об обеих дорогах на юг. Прежде чем выбрать узкую горную дорогу, едва различимой линией вьющуюся на картах, которыми снабдили нас испанцы, нам хотелось услышать мнение хотя бы еще одного человека. Подходя к автобусу, мы обнаружили, что пассажирами его были американцы. Мы оба отчаянно обрадовались встрече с соотечественниками и ринулись прямо к ним, в надежде завязать разговор.
Выражение дикого испуга, мгновенно застывшее на лицах пассажиров, стоило им лишь взглянуть в нашу сторону, заставило меня резко притормозить. Сначала я никак не могла понять, что, собственно, повергло их в такой ужас. Ну, а затем меня осенило. Вот незадача, мы с Ларри покрылись корой из грязи и пота. Ведь мы уже давно не мылись. Одежда на нас изрядно выгорела и поизносилась; к кроссовкам накрепко пристали грязь и ослиный помет, сальные полосы висели спутанными космами. Запыленные велосипеды со следами суровых испытаний… Я похолодела. «Они боятся нас, — сказала я себе. — Они боятся нас, потому что для них мы похожи на грязных, мерзких умалишенных, и они намерены держаться от нас как можно дальше». Я взглянула на Ларри. Бедолага изо всех сил трепыхался в безнадежной попытке начать дружеский разговор с земляками.
— Общий привет! Так вы американцы? — Молчание. — Послушайте, не знает ли кто-нибудь, куда ушел ваш водитель? Мне бы хотелось, чтобы он подсказал нам кое-что.
Вопрос также остался без ответа, но я точно знала, о чем думали эти люди: «Это вам-то приспичило поговорить с нашим водителем? Как бы не так. Вы ни за что не поедете вместе с нами. Дудки. Мы не пустим каких-то недоумков в этот автобус. У нас хорошо, чисто и весело, а кто знает, чего ожидать от вас, чумазых и чудаковатых бродяжек. Скорее всего, станете навязываться с гашишем или уведете наши денежки. Вы да марокканцы кого угодно начисто обчистите, дай вам только шанс. Ограбите нас, а денежки спустите на наркотики. Держи карман шире. Не видать вам нашего водителя. Никогда и ни за что!»
Стоило Ларри подойти к высыпавшим из автобуса пассажирам достаточно близко, чтобы обдать их доброй струей убийственного запаха своего тела и пованивающих кроссовок, как соотечественники мигом упорхнули в гостиничный бар — все, за исключением одного здоровяка из Сан-Хосе, который нетвердой походкой двинулся мне навстречу.
— Шлышь, ты! Ч-что эт-то вы оба здесь дел’те? Собираете материалы для диссертации по географии зарубежных стран? — саркастически вопрошал детина.
Его «капелюшечка для опохмелки» была вставлена в правый карман куртки ярко-оранжевого костюма для отдыха. На волосатой груди, выглядывавшей из-под расстегнутой «попугайской» рубашки, болтались золотые медальончики. Выпирающее из штанов брюшко опоясывал широкий сияющий белый пластиковый ремень, под стать сияющим белым легким кожаным мокасинам.
— Я шкажал «географии» или «порнографии», — продолжал он выплескивать пьяную кашу слов. — Слышь, знаешь ли ты, что Ватикан владеет богатейшим в мире собранием пор-но-гра-фического искусства? Ага, голые статуи да картинки везде, куда ни плюнь.
Мы с Ларри покачали головами.
— Ладно, теперь знаете. Адамс я, стро-и-тель из Калифорнии. Знаете, где это?
— Да. Мы сами оттуда, — ответил Ларри. Ответ Ларри, похоже, ошеломил мистера Адамса. На цыпочках качнувшись вперед, он отчаянно скосил глаза, чтобы поймать нас в фокус.
— Вы американцы? — с подозрением спросил он. — Вы не похожи на нас, американцев. Слышь-ка, а это что у тебя на трениках на самой заднице? — приставал с вопросами обнаглевший строитель.
Повернувшись взглянуть на ослика, обнюхивавшего велосипеды, я, к несчастью, предоставила мистеру Адамсу полный обзор своего «тыла». Я совсем забыла об овечьих орешках. Днем раньше, когда мы устроили привал, чтобы перекусить возле самого Тетуана, я не глядя уселась на кучу этих самых «орешков». Теплые и липкие коричневые катышки размером не крупнее лесных орехов внедрились в зад моих желтых треников. Я совсем забыла о затвердевшей массе, украшавшей мое седалище и испускавшей свой собственный прогоркло-тухловатый дух, похожий на тот, что исходил от моих кроссовок. Я-то забыла только потому, что марокканцы никогда не обращали на него никакого внимания. В Марокко крестьянская одежда подолгу остается грязной и пахучей, прежде чем дождется стирки.
— Овечье дерьмо, — ляпнула я, обернувшись и одарив мистера Адамса открытой милой улыбкой.
Мистер Адамс уже вытащил фляжку и вливал напиток себе в глотку. При моих словах он резко дернулся и вставил фляжку обратно в карман. Затем вперился в меня долгим, тяжелым и подозрительным взглядом. Я продолжала улыбаться с таким простодушием, на какое только была способна.
— Что ты сказала? — бормотнул он.
— Овечье дерьмо.
— Овцы? Овцы? Не сваливай это на овец! — злобно взвыл мистер Адамс. Потом, после минутного колебания, сориентировавшись в окружающем пространстве, он поплелся в бар к остальным. То, что он собирался выложить им, должно было лишь подтвердить их уже и без того сложившееся мнение о нас с Ларри.
Оседлав велосипеды, мы были уже готовы отъехать, как из отеля вышел водитель автобуса. Мы
