Александр Грачев - Тайна Красного озера
- Однако бат нужно рубить, - ответил тот. - Это вернее, потому плот через перекаты трудно проводить, осадка большая, садиться на мель будем.
- Словом, это не проблема, - объяснил Дубенцов Анюте. - Важно, чтобы было у всех одно решение.
Пахом Степанович и Анюта поддержали план Дубенцова.
После завтрака разведчики собрались в дорогу. Пахом Степанович по-прежнему приспособил свой груз на носилки-волок. Изрядный груз оказался и в рюкзаках Дубенцова и Анюты. Девушка решительно отказалась отдать часть груза кому-либо, когда Дубенцов попытался облегчить ее рюкзак.
Тем же путем, каким шел сюда Пахом Степанович, разведчики направились к своей цели, с благодарностью покинув приветливый берег безвестной речонки.
В полдень они подошли к ручью, возле которого Пахом Степанович отлеживался в памятное утро после схватки с медведицей. Едва окинули они взором красивый луг с озерком посредине, как Пахом Степанович, перепугав Анюту, яростно прошептал:
- Прячьтесь! Прячьтесь!
Дубенцов и Анюта бросились в траву, беспрекословно повинуясь требованию таежника.
- Кабаны! - возбужденно объяснил все тем же яростным шепотом Пахом Степанович. - Стадо кабанов пасется…
- Где?
- У озера, левее по берегу, - торопливо снимая берданку, объяснил Пахом Степанович. - Виктор Иванович, бросай все, заряжай, паря, свой карабин.
- Пахом Степанович, может быть, не следует, - посоветовала Анюта. - У нас ведь продукты есть, а это же опасная охота…
- Не могу, Анна Федоровна, отказаться от свежей свининки, раз бог послал, а потом же нам потребуется подстилка в бат, чтобы не простынуть от сырости. А на такой случай кабанья шкура лучше всякого тюфяка мягкая, крепкая. Нет-нет, Анна Федоровна, кабана нужно добыть. Да ведь и даровая вещь, все равно пропадет зря.
Дубенцова тоже охватила охотничья страсть. - Это же редкий случай, - убеждал он Анюту, сбрасывая с плеч рюкзак и вкладывая патроны в магазинную коробку. - Когда понадобится, их не будет. Консервы-то надо приберегать. Кто знает, что нас ждет впереди. Ты понаблюдай, как мы будем охотиться…
Пригнувшись, он побежал вслед Пахому Степановичу, уже примостившемуся за кустами.
- Видишь? - спросил таежник, когда Дубенцов встал рядом.
- Хорошо вижу.
Чуть левее озера, где от воды до леса было самое короткое расстояние, в траве паслось стадо кабанов. Их было не менее полусотни. Кабаны подвигались к озеру врассыпную. Иногда между какой-нибудь парой завязывалась драка, и вокруг начинали собираться и толпиться другие животные.
- Ишь ты, как довольствуются! - шептал Пахом Степанович. - Поползешь к озеру правее стада, - возбужденно объяснял он. - Прячься хорошенько в траве. Вылезешь к берегу, ложись и жди моего сигнала. А я пойду лесом и засяду, где самый близкий от кабанов куст. Как услышишь, кедровка прострекотит два раза, сразу подымайся и стреляй вверх. Гляди, паря, не стреляй в свиней: поранишь - беды не оберешься, они злые, черти. Ну вот, стрелишь, они побегут туда, где ближе лес, а ты сам не беги следом, держись левее от них. Я там один управлюсь…
Выслушав все это, Дубенцов бесшумно скользнул в густую траву, и его спина замелькала, удаляясь к озеру. Вот в просветах травы Дубенцов увидел илистый берег, расшитый бесчисленными узорами птичьих следов. Там бегали кулички, неподалеку стояли по колено в воде несколько цапель, настороженно вытянув длинные шеи. Стайки уток виднелись там и сям на поверхности воды. Дубенцов притаился и слухом следил за стадом кабанов. К нему доносились всплески воды, хрюканье, скорее напоминающее рычание собак. Он опасался, что стадо преждевременно выйдет на него и с нетерпением, с трепетом в груди ждал сигнала.
Пахоч Степанович снял с себя дождевик и швырнул его навстречу зверю, когда тот был уже близко. Секач кинулся на летящий дождевик.
В лесу дважды прострекотала кедровка. Было невозможно различить, сигнал это или в самом деле голос птицы. Дубенцов выждал, опасаясь подняться преждевременно. Кедровка прокричала вторично, на этот раз с особой настойчивостью. Дубенцов поднялся во весь рост. В какую-то долю секунды он с жадным любопытством смотрел на животных, находившихся от него метрах в тридцати. Неуклюжие, большеголовые, они были, тем не менее, необыкновенно подвижны и чутки, как всякие звери. Вмиг вскинули секачи свои грозные, с огромными белыми клыками морды, словно готовясь ринуться на неожиданно явившегося противника, Дубенцов выстрелил.
Будто могучая волна, поднятая ураганом, покатилась по траве. Стадо устремилось к лесу. Зачарованным взглядом Дубенцов провожал зверей. Он увидел блеск огня в кустарнике, вслед за ним гулко ударил выстрел. Стадо круто завернуло вправо, но один кабан упал, снова поднялся и высоко прыгнул. Прогремел второй выстрел, и кабан свалился окончательно. Но только теперь Дубенцов заметил, что неподалеку от убитого мечется другой, видимо сильно подраненный кабан.
В эту минуту Пахом Степанович показался из чащи и раненый секач понесся на него. Холодок побежал по спине Дубенцова. Геолог ждал выстрела, но его не было. «Заело патрон», - в ужасе подумал он, пустившись вслед секачу.
Между тем Пахом Степанович не убегал. Он поспешно снял с себя дождевик и швырнул его навстречу зверю, когда тот был уже близко. Дубенцов мчался туда же, готовясь выстрелить и боясь, что пуля заденет Пахома Степановича.
С облегчением он увидел, как ослепленный яростью секач кинулся на летящий дождевик. Прогремел новый выстрел берданки. Зверь грохнулся на колени, потом беспомощно повалился набок. Словно гора свалилась с плеч Дубенцова.
Он остановился, чтобы отдышаться, потом пошел медленнее.
- Зачем вы трогали его, Пахом Степанович? - еще додали крикнул геолог.
Старый таежник устало вытирал пот со лба.
- Ах ты, дьявольская работа! - выругался он. - И как это его угораздило? Срикошетила, паря, должно, пулято, - объяснил он. -Стрелял ведь подсвинка, а пуля прошла, видать, насквозь и подранила этого большого дурака.
Вишь как, дьявол, дождевик испортил… - с искренним огорчением рассматривал он свой плащ.
Секач был на редкость крупных размеров. Его массивная, толстая в груди, шее и голове, намного сужалась к задним ногам. Под густой и длинной седой щетиной плотным войлоком сбился мягкий, как пух, желтоватый подшерсток-панцырь - зимняя шуба дикого кабана. Огромные эмалевые клыки заострились по бокам, словно отточенные ножи. Сухие длинные ноги, заканчивающиеся острыми, как отшлифованный кремень, широко раздвоенными копытцами, продолжали вздрагивать в предсмертных конвульсиях.
