Карл Фалькенгорст - Африканский Кожаный чулок
Все люди, населявшие ту равнину, погибли в его волнах; весь их скот, сады, дома и весь громадный богатый город — все это поглотило озеро. Между тем родители девушки, покончив со своими делами в Увинда, пустились в обратный путь и вдруг наткнулись на громадные горы, которых раньше никогда не видали.
Взойдя на вершину одной из гор, они остановились в недоумении: перед ними раскинулось на всем протяжении их родной равнины громадное бурное озеро. И вдруг им стало ясно, что дочь их выдала кому-нибудь тайну чудесного колодца и что за ее грех все живущее здесь погибло безвозвратно.
Мудима умолк и задумался, окутав себя целым облаком легкого табачного дыма.
Симба не стал беспокоить его ненужными расспросами: он уже раньше читал где-то эту легенду про Танганайку, но тогда она не произвела такого впечатления, как теперь, когда он слышал ее из уст туземца над самым озером. И ему невольно припомнились старые сказки и преданья его далекой родины, слышанные им в детстве.
Между тем Мудима сердито покачал головой и сказал:
— И по сей час еще дух колодца (водяной) гневается на нас, так как вода в озере прибывает с каждым годом и поглощает все большее и большее пространство земли.
Скоро она поглотит весь берег. Кроме того, вечные войны и разбои беспрерывно опустошают несчастную страну Вавенди!
— Отец, — вмешался Инкази, — настанет время, когда озеро перестанет расти и шириться; тогда мир и спокойствие водворятся снова в стране!
— И я когда-то так же надеялся и утешал себя такой мыслью, Инкази, — проговорил старик. — Но тогда я был молод, как ты. Теперь же годы и опыт лишили меня этой сладкой веры в будущее и надежды на что-то лучшее. Я был еще ребенком, когда на севере и юге хозяйничали Ватута и только одна Вавенди сопротивлялась им. Только наши поля красовались в полном уборе, только мы наслаждались плодами от своих трудов, только наши стада паслись спокойно на зеленых лугах и только в наших деревнях и селеньях слышались звуки веселых песен, бубна и барабана. Мы были тогда сильнее и смелее воинов Ватута, а наши копья острее их и стрелы — метче.
Но вот пришли арабы с востока со своими бесконечными караванами. Они явились скупать рабов и предлагали взамен сукна, бусы и жемчуг. У них было также громовое огнестрельное оружие, которое они вложили в руки воинов Ватута. И вот началась эта страшная травля на нас (войной этого никак нельзя было назвать). Сотни из наших падали под градом пуль, сотни уводились в рабство. Наши села и деревни стояли опустевшие и покинутые или сожженные дотла, а Ватута рыскали по всей стране, но не возделывали поля, не разводили скот, а укрывались в лесах и грабили окрестности. Мы прозвали их Руга-Руга, то есть лесные грабители.
Рута-Руга вытеснили нас из долины, и мы искали убежища в этих неприступных горах. Отец мой, умирая, думал, что оставляет мне в наследство могучий, сильный род и что я стану после него князем над племенем Вавенди, но, простреленный несколькими ружейными пулями, он пал у порога своего дома, а сын его бежал в горы и, как хищный орел, свил себе гнездо на неприступных высотах этих грозных скал!
— Да, отец! То были страшные, ужасные времена, но на Востоке уже занимается новая заря: тот белый человек с длинной белой бородой[3] говорил людям, что уже недолго здесь будут свирепствовать огонь и меч; что угнетенные люди вскоре вздохнут опять полной грудью, потому что сильные и могучие народы там, за дальними морями, не хотят более терпеть, чтобы нас продавали в рабство, не хотят терпеть, чтобы на свете были люди-рабы. Занзибарский султан также присоединился к ним, — и когда арабы будут приезжать сюда только с тем, чтобы скупать у нас слоновую кость, несчастная страна Вавенди станет цветущей и богатой, как прежде! — восторженно проговорил Инкази.
— Не глупи, сын мой! — наставительно проговорил старик. — Белые люди приезжают и уезжают, но они не в силах ничего изменить. Разве ты сам не знаешь, что они должны уплатить дань вождям, чтобы получить разрешение проехать через эту страну, что они должны иметь убежище в горах в доме последнего Вавенди?
— Отец! — воскликнул юноша. — Люди были правы, когда назвали тебя Мудима, то есть мрачный: ты видишь только зло и невзгоды и умышленно закрываешь глаза на то, чего нам уже удалось достигнуть в последнее время. Ты не хочешь видеть, что с горных вершин сыны Вавенди снова начинают спускаться в долину и вновь строят свои деревни и селенья на прекрасном берегу Танганайки. Молодой Лугери положил уже начало; тэмбе его обширна и богата и надежно ограждена высокой неприступной стеной от нападения врага, а люди его вооружены множеством ружей, сильны, отважны и смелы. Он не боится Руга-Руга, возьмет над ними верх и победит их, и тебе следовало бы радоваться вместе с нами этому торжеству Вавенди, тем более, что завтра Лугери явится сюда, чтобы увезти себе в жены нашу милую Коко.
— Вот именно эта-то ваша самоуверенность, ваш молодой задор и смущают меня, — горестным тоном произнес старик. — Вы забываете, что на расстоянии всего одного дня пути от тэмбе Лугери раскинулся грозный лагерь Муриро. Люди, быть может, были действительно правы, прозвав меня «мрачным», но они не менее были правы, дав этому Муриро его прозвище — Муриро, что значит «огонь». Каждое селенье или деревня, вблизи которых он появится, неминуемо становятся жертвой огня, то есть пожара, а лютый пес Индша, этот известный разбойничий атаман, тоже живет в ближайшем селенье, Ндэрее. Знай, Инкази, что только здесь, в глубоких ущельях, на вершинах неприступных скал, да на гладкой поверхности Танганайки мы можем считать жизнь свою вне опасности, потому что как тут, так и там нас охраняют наши древние боги, боги Вавенди. А духи равнин и долин враждебны нам! И будь Лугери какой хочешь быстроногий, как гласит его имя, все же я очень того опасаюсь, стая собак может загнать даже самую быстроногую антилопу. Я боюсь, что Коко, наша бедная «курочка», избрала себе весьма ненадежную участь. Но все вы молоды и вам хочется попытать счастья, вы не хотите слушать умудренного горьким опытом старца. Я не хочу вам мешать! И дай-то Муциму (Бог), чтобы на этот раз светлые надежды и отвага молодости взяли верх и восторжествовали над осторожностью и мудростью старости!
— Да! Муциму даст восторжествовать нам! — воскликнул юноша с сияющим взором.
Оба Вавенди встали, намереваясь отойти ко сну и только теперь снова вспомнили о своем госте. В пылу забот и надежд о будущности своего родного народа они совершенно забыли о нем. Но он с грустным участием внимал их разговору, потому что то, что развертывалось теперь перед его мысленным оком, было лишь небольшим отрывком из истории Африки, — этой жалкой, несчастной страны.
