Коре Холт - Состязание. Странствие
Это ясно всем. Невозможно идти к полюсу в сопровождении трех щенят. Сегодня они путались в постромках, творя беспорядок в упряжке. Или весело бежали рядом, пытаясь на ходу грызть ремни. Ялмар Юхансен озабочен тем, что на этом этапе маршрута собаки не станут есть щенят. Они еще недостаточно голодны. Выходит, щенята пропадут зазря. А кроме того ему не по себе от сознания, что убивать их придется ему. Никто не желает брать это на себя. Но ведь кто-то должен. Он считается самым бесчувственным.
Температура падает.
К утру она опускается до минус пятидесяти.
Начальник экспедиции рассчитывал, что по мере движения в глубь барьера температура будет повышаться. На это как будто указывал опыт Шеклтона. А выходит наоборот. За ночь увлажненная людским дыханием кожаная одежда задубела. Надевать ее — все равно что влезать в лубяной короб. И жди, пока своим телом нагреешь этот луб, чтобы можно было толком двигаться. Организм расходует тепло, а ведь ему работать при минус пятидесяти. Собак поднимают пинками. Три щенка кувыркаются на снегу, ловя друг друга за хвост.
Им даруют еще один день жизни. В такой мороз люди не в состоянии четко мыслить.
По мере движения каравана на юг пар от дыхания девяноста собак и восьми людей окутывает его сплошной пеленой. Погода ясная, а их словно провожает облако тумана. И в этом тумане дыхание начинает сопровождаться каким-то потрескиванием. Странный и жуткий звук. Теплый выдох сталкивается с воздухом, который насыщен мельчайшими замерзшими капельками предыдущих выдохов. Собаки то и дело ложатся. Приходится поднимать их ударами кнута. Три щенка не отстают от отряда.
Пройдя шестнадцать миль, они разбивают лагерь.
Здесь он приводит приговор в исполнение.
Однако третий щенок спасается бегством, улепетывая обратно по их следам. Двух убитых щенят Юхансен бросает на снег. Собаки еще не настолько голодны, чтобы есть собачину.
Ночью Камилла срывается с привязи, и утром ее не видно. На градуснике минус пятьдесят два. Они знают, куда подалась сука и действуют без долгих рассуждений. Они еще люди. Престрюд и Бьоланд идут за ней вдвоем. Без палатки, без продуктов, разыграйся вьюга — будут и без ориентиров. Их только двое, и дыхание потрескивает при минус пятидесяти. Лыжи скользят плохо. Тело становится влажным от пота, и они знают: остановись — пот замерзнет и одежда задубеет так, что будет непросто нагнуться, чтобы поправить лыжное крепление.
Они находят суку, она лежит на снегу возле щенка. Он замерз.
Сука отказывается уходить с ними.
Они пристреливают ее и возвращаются к отряду.
В этот день замерзают компасы. Первой начинает бастовать стрелка на компасе Амундсена. Ее то и дело заедает. Затем и Вистинг кричит:
— Мой компас замерз!
Теперь у них нет приборов, чтобы ориентироваться в неизведанном краю.
Они еще могут отыскать склад на восьмидесятой параллели, который устроили осенью прошлого года. Разгрузить там сани и вернуться по своим следам в «Фрамхейм».
Право решать принадлежит лишь одному. Перед ним непростой выбор. Если он и теперь думает о моторных санях, то вслух об этом не говорит.
Следует приказ — короткий, твердый, резкий:
— Как только выйдем к складу, повернем обратно. Вечером в палатке он достает бутылку джина. Обычно он не разрешал употреблять спиртное в походе. Джин замерз. Бутылка лопается, когда они пытаются оттаять ее. Он собирает осколки, стараясь не выдать своего расстройства, и выбрасывает из палатки застывший джин.
В эту ночь собаки начинают чихать. Девяносто собак, сидя в круг около палаток, непрестанно чихают. Какой уж тут сон! На градуснике минус пятьдесят пять. На другой день они находят склад и разгружают сани. Можно возвращаться.
Он знает: в том, что они стартовали рано, его вина. Но он недостаточно велик, чтобы признать это. Не может позволить себе сказать: «Ты был прав, Ялмар». Мороз в пятьдесят пять градусов не располагает к уступчивости. Три собаки падают в упряжке, и никакой кнут не может поднять их на ноги.
Одна из них мертва.
Остальные две совсем обессилели. Приходится распрягать всех собак этой упряжки и сажать самых слабых на сани. Остальные бегут рядом.
Минус пятьдесят шесть. И колющий ветер в лицо.
Сани стали намного легче, но где гарантия, что они дойдут живыми до «Фрамхейма»?
Уже и часы начали замерзать. Первыми — часы Ялмара, хотя они лежали в кармане между курткой из оленьего меха и нижним бельем. Он достает их негнущимися пальцами и подносит к глазам в тускнеющем свете над равниной; высоко в небе обнадеживающе мерцают две звездочки. Он встряхивает часы. Замерзли.
Криком дает знать о своей беде — и один за другим отзываются все семеро. Вытаскивают часы, снимают рукавицы, отворачиваются от ветра. Рискуя отморозить пальцы, проверяют — идут еще? Нет, замерзли. Время остановилось. Без часов им не дойти обратно до «Фрамхейма». Одна из собак принимается выть. Одновременно в тумане открывается просвет, и они видят у себя над головой звездную россыпь, которую тут же вновь застилает серая пелена.
Снег садится. Есть такое выражение. Большие участки, километров десять в ширину, если не больше, оседают на подстилающий слой старого снега. В темноте оседают с грохотом. Или с подавленным вздохом, как вздыхает человек в предсмертный час. Умирающий смиряется со своей участью и вздыхает. Снег садится.
Собаки принимаются выть. Один из людей кричит. Он окружен туманом. Ближайшая собака — серый ком. А тут еще внезапный грохот, и снег под ногами уходит вниз на полметра. Имя кричавшего останется неизвестным.
Минус шестьдесят. Пока мерзнут только щеки и нос, это еще не помеха движению. Но не дай бог обморозить ноги. Замерзнут пальцы ног — тогда дело плохо. Замерзнет пятка — непросто будет двигаться на лыжах.
Одна из собак Престрюда падает замертво. Так и кажется, что она перебирала лапами, пока совсем не окоченела. Тут силы покинули ее, она упала и, когда подошел каюр, была уже тверда как камень. Престрюд развязывает постромки. Будь у него силы, он разрубил бы тушу на части и скормил другим собакам. А впрочем, едва он остановил упряжку, как собаки одна за другой свернулись в клубок на снегу. Они скулят и тыкаются носом в снег, не в состоянии больше тянуть.
Приходится распрягать и эту упряжку. Две собаки трусят следом. Будут поспевать за группой — еще можно спасти их. Отстанут — навсегда упокоятся в объятиях мрака и великого белого безмолвия, смертоносного мороза здесь, на барьере. Престрюд идет на лыжах за упряжкой Ялмара Юхансена. Они замыкают группу.
Наступивший день раскинул над ними купол света. Но часы стоят, и остается рассчитывать лишь на собственные старые следы. Если их занесет — пиши пропало. Стрелки компасов прочно скованы морозом. Караван окутан пеленой белого пара. В этом облаке им продвигаться вперед.
