Теофиль Готье - Путешествие в Россию
Мой компаньон, смотревший, как и я, на это зрелище, но не удивляясь, ибо он уже не раз видел этот «вороний закат над Кремлем», сказал мне: «Мы на Красной площади, в двух шагах от самого знаменитого ресторана в Москве, не будем же возвращаться обедать в гостиницу, где нам подадут претенциозно французские блюда, и только. Ваш желудок путешественника, закаленный на экзотических блюдах, вполне примет местную кухню, к тому же, по-моему, то, что может съесть один, съест и другой. Войдемте же сюда и отведаем щей, икры, молочного поросенка, волжских стерлядок с солеными огурцами и хреном, запивая еду квасом (все нужно узнать) и шампанским со льда. Подходит вам такое меню?»
На мой утвердительный ответ приятель, который любезно служил мне гидом, повел меня в ресторан, находившийся в конце Гостиного двора, как раз напротив Кремля. Мы поднялись по натопленной лестнице и очутились в вестибюле, походившем на магазин нужных товаров. Нас мгновенно освободили от шуб, которые повесили рядом с другими на вешалку. Что касается шуб, русские слуги не ошибаются и сразу надевают вам на плечи именно вашу без номерка и не ожидая никакого знака благодарности. В первой комнате находилось нечто вроде бара, переполненного бутылками кюммеля, водки, коньяка и ликеров, икрой, селедками, анчоусами, копченой говядиной, оленьими и лосиными языками, сырами, маринадами, деликатесами, предназначенными разжечь аппетит перед обедом. У стены стоял инструмент вроде шарманки с системой труб и барабанов. В Италии их возят по улицам, установив на запряженную лошадью повозку. Ручку ее крутил мужик, проигрывая какую-то мелодию из новой оперы. Многочисленные залы, где под потолком плавал дым от сигар и трубок, шли анфиладой, один за другим, так далеко, что вторая шарманка, установленная на другом конце, могла, не создавая какофонии, играть другую мелодию. Мы обедали между Доницетти и Верди.
Особенностью этого ресторана было то, что вместо повсеместных татар, переодетых в официантов из «Братьев провансальцев»[100], обслуживание было доверено попросту мужикам. Чувствовалось по крайней мере, что мы находимся в России. Мужики, молодые и ладные, причесанные на прямой пробор, с тщательно расчесанной бородой и открытой шеей, одеты были в подвязанные на талии розовые или белые летние рубахи и синие, заправленные в сапоги широкие штаны. При всей свободе национального костюма они обладали хорошей осанкой и большим природным изяществом. По большей части они были блондинами, того орехово-светлого тона, который легенда приписывает волосам Иисуса Христа, а черты некоторых отличались правильностью, которую чаще можно видеть в России у мужчин, нежели у женщин. Одетые подобным образом, в позах почтительного ожидания, они имели вид античных рабов на пороге триклиниума[101].
После обеда я выкурил несколько трубок русского чрезвычайно крепкого табака, выпил два-три стакана прекрасного чая (в России чай не пьют из чашек), сквозь общий шум разговоров рассеянно слушая исполнявшиеся на шарманках мелодии и крайне удовлетворенный тем, что отведал национальной кухни.
Глава 13. Кремль
Кремль так и представляется почерневшим от времени, закопченным, того темного тона, перед которым у нас благоговеют и который считают воплощением красоты старых памятников. Этот вопрос настолько разработан во Франции, что на новые здания у нас специально наносится патина из разведенной водою сажи, чтобы избавить их от яркой белизны камня и привести в гармонию с более старыми постройками. Надо дойти до крайней цивилизованности, чтобы проникнуться этим чувством, уметь ценить следы веков, оставленные на эпидерме храмов, дворцов и крепостей. Русские же любят все новое или по крайней мере то, что имеет облик нового, и думают, что проявляют уважение к памятнику, обновляя окраску его стен, как только она облупится или потрескается. Это самые великие маляры в мире. Когда им кажется, что краски потемнели, они переписывают даже старые росписи византийского стиля, украшающие церкви внутри и часто снаружи. Таким образом, эти росписи, с виду традиционно-древние, восходящие к примитивно-варварским временам, иногда покрыты красками буквально накануне. Нередко случается видеть, как маляр, пристроившись на шатающихся лесах, с самоуверенностью монаха-художника с Афона подновляет лик богоматери, заполняет свежими красками суровые контуры, которые являются как раз неизменным шаблоном. Нужно с чрезвычайной осторожностью относиться к этой живописи, которая была древней, если можно так выразиться, но в которой всё — современно, несмотря на ее строгость и величественность, идущие от древних эпох.
Эта небольшая преамбула имеет целью подготовить читателя к белизне и яркости вместо потемневшего, меланхолически-сурового облика зданий, о котором, исходя из своих западных понятий, он, вероятно, мечтает.
Ранее Кремль, рассматриваемый во все времена как Акрополь[102], святое место, палладиум[103] и само сердце России, был окружен палисадником из могучих дубов. До первого нашествия персов[104] афинская крепость тоже не имела другой защиты. Дмитрий Донской заменил палисадник зубчатыми стенами[105], которые по причине их ветхости перестроил затем царь Иван III. Именно стены эти и стоят до сегодняшнего дня, но много раз реставрированные и во многих местах переделанные[106]. Толстый слой известки мешает, впрочем, обнаружить раны, которые могло нанести им время, и черные следы большого пожара 1812 года, который лизнул языками пламени внешнюю часть стены.
Кремль имеет что-то общее с Альгамброй[107]. Как и мавританская крепость, он стоит на площадке на вершине холма, окруженный стеной с башнями: внутри стены — царские покои, церкви, площади и среди старых зданий современный дворец, который видеть здесь так же досадно, как и дворец Карла Кента посреди изящной арабской архитектуры, которую он подавляет своей массой. Колокольня Ивана Великого несколько походит на Башню-Свечу[108]. Из Кремля, так же как и из Альгамбры, вы можете любоваться превосходным видом, поразительной панорамой, память о которой навсегда останется в ваших глазах. Но не будем преувеличивать, не пойдем дальше по пути сравнений с Альгамброй и не станем слишком акцентировать сходство.
Странная вещь, у Кремля с его массивными красноватыми башнями в его внешнем виде есть нечто, возможно, еще более восточное, чем у самой Альгамбры. Над зубчатой стеной между башнями с искусно отделанными крышами, будто сияющими золотыми пузырями, то выше, то ниже блестят мириады куполов, луковицеобразных маковок, бросая металлические отсветы, внезапные отблески света. Словно серебряная корзина, несет в себе белая стена этот букет золотых цветов, и у вас возникает чувство, что перед вами наяву, словно некая архитектурная кристаллизация «Тысячи и одной ночи», один из волшебных городов, которые во множестве строит воображение арабских сказочников. И когда зима своей бриллиантовой слюдой присыплет эти причудливые строения, кажется, что наяву, как в сновидении, вы перенеслись на другую планету, ибо никогда ничего подобного не представало перед вашим пораженным взором.
