Григорий Федосеев - Злой дух Ямбуя
В палатке послышался сдержанный голос Цыбина:
- Петька, дьявол, спишь?! А ну, живо на дежурство!
Кто-то зевнул, стал одеваться, зашаркал сапогами.
Из перелеска за марью, пронизанного лунным светом, появляются рогастые чудовища - олени. Направляясь к стоянке, они лениво шлепают по болоту, размешивая серебро воды и нарушая устоявшуюся тишину.
Озарился восток голубоватым светом.
Я подхожу к Степану. Он не спит. На чуточку бледном лице спокойствие.
- Как твои дела?
- Ничего, только рана горит.
- Температура?
Он приложил ладонь ко лбу.
- Сорок два! - и рассмеялся.
- Шутишь - значит, здоров.
Холод загоняет меня обратно под полог, и, засыпая, я опять думаю о Лангаре и Карарбахе. Что бы делали мы здесь, не сведи нас судьба, не раскрой она нам добрые сердца этих суровых с виду людей
Лагерь весь на ногах. В котлах уже доваривается завтрак.
- Гляньте, снег! - показывает Павел на
Становой.
Сквозь фиолетовую мглу утра выкроились по глубокому небу ослепительной белизны снежные вершины. В лучах только что поднявшегося солнца они, как белые костры, пылают по всему горизонту.
- Не вовремя снег, - говорю я, любуясь снежной панорамой гор.
- Приходит его пора... Боюсь, не успеем отнаблюдать, - обеспокоенно говорит Цыбин.
- Не успеете?.. Будете наблюдать по снегу.
Цыбин ежится, неловко мнется. Все слышат наш разговор, ждут.
- Тогда не будем медлить. Разрешите нам всем подразделением идти на голец. Нас много, и медведь не посмеет напасть.
- Вы уверены? Он молчит.
- Хватит и одного могильного кургана, за него еще надо дать ответ...
У костра каюров сидит Лангара. Против нее, на краю сучковатого бревна, примостился Илья. На него обрушивается то сдержанный, то гневный шепот старухи. Она говорит беспрерывно, долго, угрожая ему посохом. Но вот, приподнявшись, ловит Илью за волосы, откидывает назад голову, смотрит в его печальные глаза. И, как будто ничего не добившись, подходит ко мне.
- Говорю, дурак ты, Илья, надо бабу другую брать, идти работать в стадо. Он шибко хорошо олень знает... Ты тоже так скажи ему.
- Говорил, но он не очень-то слушает меня.
- Один человек скажет, другой скажет, третий скажет, все равно сделает, как говорят.
Я присаживаюсь к костру рядом с Карарбахом. Он пьет чай, не торопясь, вприкуску. Иногда перестает жевать и сосредоточенно смотрит в чашку, будто пытаясь разгадать, что сулит ему сегодняшний день. Старик живет в своем замкнутом мире, пожалуй, ни для кого не доступном, и мне было неудобно напоминать ему о наших делах.
А он, заметив меня, отставляет чашку, смотрит по сторонам, зовет Лангару. Она подсаживается к Карарбаху, отодвигает от себя разгоревшиеся головешки, чтобы треск костра не мешал слушать старика.
По тому, как уверенно звучит голос Карарбаха, я догадываюсь, что у старого охотника есть какое-то серьезное предложение. Он говорит быстро, оживленно жестикулируя. Затем старик чертит пальцем перед собою полукруг и, приподнявшись, что-то объясняет, тыча пальцем то по одну, то по другую сторону полукруга, показывает на свою левую ногу, выворачивает ступню внутрь.
Лангара внимательно вслушивалась в его голос, силясь понять смысл звуков, следила за жестами рук. Иногда она перебивала старика, просила что-то повторить.
- Теперь ты слушай, хорошо слушай. Карарбах правильно тебе толмачит. - старушка пересаживается поближе ко мне. - Амакан - калека, его одна нога портилась. Он постоянно живет тут, на Ямбуе. В нем Харги - злой дух! Его не убьешь даже из твоего сильного ружья, а только разгневаешь, тогда новые несчастья падут на людей. Но Карарбах не может оставить вас без помощи. Это закон тайги. Он говорит: лучше гнев духа принять, чем бросить в беде человека. Пойдет с тобою, но так, чтобы Харги не узнал его. Старик найдет тебе людоеда, может, близко подведет, однако стрелять не будет: Харги хорошо знает его бердану.
- Скажи ему, я согласен.
- Еще слушай. Теперь амакан голодный, шибко осерчал, так прямо на людей ходит, - и старуха вскинула на меня обе руки. - Если ты пойдешь с Карарбахом - это помни.
- Мы должны скоро идти?
- Маленько кушай и ходи. Карарбах хочет торопиться, видишь снег, немного мороз будет; амакан уйдет с Ямбуя в большую тайгу, берлога делать, голец больше не вернется. На другой год твой люди опять пропади тут.
Я толкнул Карарбаха локтем в бок, показывая на себя, на него и на Ямбуй.
Он утвердительно кивает головой.
- Потом ты помни, - говорит мне Лангара. - Если Карарбах тебя приведет близко амакану - Загря будет мой. Ты так сам сказал.
- Да, да, я отдам тебе и Загрю, и палатку, и спальный мешок, лишь бы он помог нам убить людоеда.
Старушка довольная подходит к Загре, приседает на корточки, любовно гладит кобеля.
Идем с Цыбиным умываться к расплескавшемуся по широкому руслу ручью. В лужах ледок после первого заморозка. Он хрустко лопается под ногами, взрывается мелкими брызгами. На камнях перламутровые узоры. А там, где вода плесками покрывает валуны, красуются башни, замки, ансамбли сложных сооружений.
- Слушайте, Цыбин, возьмите одного из проводников, пойдите на марь к озерам и там, против мыса, где похоронены ребята, устройте засаду. Оттуда будете наблюдать за склоном Ямбуя, куда пойдем мыс Карарбахом. Возьмите бинокль. Если увидите медведя - подожгите дымный костер, приготовив его заранее, если же медведя обнаружите возле нас - дайте два выстрела, один за другим, и мы будем знать, что близка опасность. Но это не все и не главное. Вы можете на месте столкнуться с медведем. Мне не нужно объяснять вам, что это значит. Способны ли вы на такую встречу?
- Ну и дальше?..
- Вы не обижайтесь. Это не входит в ваши обязанности по работе, и если вы чистосердечно откажетесь - никто никогда не узнает о нашем разговоре и не упрекнет нас.
- Это моя обязанность, и я пойду. Кого из эвенков советуете взять?
- Поговорите с Долбачи, он надежный проводник, великолепно ориентируется в тайге. Имейте в виду, пойдем на два-три дня, больше у нас не будет времени. Или - или! Понимаете?
Мы вернулись к палаткам. Я позвал Долбачи. Мне не нужно было его упрашивать.
- Как скажешь, так и будет, - ответил на мое предложение эвенк, торопливо запихивая в рот толстый ломоть лепешки и такой же кусок копченки.
Ко мне подходит Загря. Садится рядом, закидывает голову, смотрит на меня в упор печальными глазами. Вид у него неважный. Он плохо ест и за все утро первый раз встал. Ему надо отлежаться. Собака как будто понимает мои мысли и едва заметным движением касается своим телом моей ноги. Я глажу его по мягкой шерсти. Он, видимо, принимает мой жест как знак согласия взять его с собой, вытягивается, качается на слабых ногах взад-вперед, виляет хвостом, уже готовый следовать за мною.
- Нет, нет, Загря, ты не пойдешь!
Но он знает, не было случая, чтобы мы ушли из лагеря без него, - продолжает радостно потягиваться.
- Павел, - зову я радиста. - Привяжи Загрю и не отпускай. Завтра я приду за ним. Не забудь сегодня передать в штаб о событиях вчерашнего дня.
- Хорошо, передам, - ворчливо отвечает он и продолжает стоять какой-то растерянный.
- Что у тебя? Опять приснилась Светлана? Сходи, окунись разок в Реканде.
Ко мне подходит Лангара.
- Слушай, - говорит она почти шепотом. - Карарбаха надо спрятать от злого духа, обмануть Харги, тогда все хорошо будет.
- Как спрятать, он же идет со мною?
- Другой одежда надо на него надевать. Я беру старуху за руку, отвожу от костра.
- Лангара, ты умная женщина, убеди Карарбаха, что нет на земле Харги, напрасно боится его.
- Я не найду таких слов сказать ему. Он старый люди, не хочет быть другим. Старик должен идти с тобою и после всякое горе будет считать наказанием духов, но, однако, идет. Пойми, это трудно ему, а ты хочешь еще и больно сделать.
- Боже упаси, я хочу облегчить... Время духов давно прошло.
- Он лучше умрет, но не поверит, что Харги нет.
- Хорошо, - сдаюсь я. - Скажи, какую одежду ему надо?
- Все равно, что дашь, лишь бы не похож на Карарбаха.
Старик попросил остричь его реденькую бороденку, свисавшую одним пучком с подбородка, и стал переодеваться. Свою поношенную дошку, лосевые штаны, унты он туго свернул, сунул в котомку. Надел хлопчатобумажную пару, которую дали ему ребята, телогрейку. Делал он это с присущей ему серьезностью, стараясь не замечать нас. Но сапоги его страшно удивили - какую тяжесть носят лючи на ногах! Они, конечно, были более чем в десять раз тяжелее его олочь, и он от них отказался. Взял у Долбачи его старые унты.
Старик с котомкой за плечами, в Степановой кепке, с берданой внешне не отличим от нас, совсем не похож на Карарбаха! Лангара обходит его со всех сторон, смотрит на старика снизу, сдвигает набок кепку, поворачивает то вправо, то влево и разражается неудержимым смехом.
