Жюль Верн - Дунайский лоцман
— За здоровье президента! — вскричал он, поднимая стакан.
— За здоровье президента! — повторили собутыльники.
— За здоровье президента! — повторил один из посетителей, он одиноко сидел за столом и в течение некоторого времени с живым интересом внимал разговору.
Господин Миклеско, тронутый любезностью незнакомца, из благодарности поднял в его честь бокал.
Одинокий посетитель, посчитав, без сомнения, что этим вежливым поступком отчужденность сломана, решил, с позволения почтенного собрания, выразить и свое мнение.
— Хорошо сказано, господин президент, честное слово! — заметил он.— Да, конечно, уженье — занятие порядочных людей.
— Мы имеем честь говорить с коллегой? — спросил господин Миклеско.
— О! Всего лишь любитель, который восхищается блестящими подвигами, но не имеет дерзости им подражать,— скромно ответил незнакомец.
— Тем хуже, господин…
— Иегер.
— Тем хуже, господин Иегер, так как я, к сожалению, должен заключить, что мы никогда не будем иметь чести видеть вас среди членов «Дунайской лиги».
— Кто знает? — возразил господин Иегер.— Может быть, и я когда-нибудь решусь протянуть руку к пирогу… к удочке, хотел я сказать, и в этот день я, конечно, стану вашим, если только сумею удовлетворить условиям, необходимым для вступления в ваше почтенное Общество.
— Не сомневайтесь в этом,— горячо заверил господин Миклеско, воодушевленный надеждой завербовать нового приверженца.— Эти условия очень просты, и их всего четыре. Первое — платить незначительный ежегодный взнос. Это — главное.
— Разумеется,— смеясь подтвердил господин Иегер.
— Второе — это любить уженье. Третье — быть приятным компаньоном, и мне кажется, что это третье условие уже выполнено.
— Очень любезно с вашей стороны! — заметил господин Иегер.
— Что же касается четвертого, то оно состоит в том, чтобы внести свою фамилию и адрес в список Общества. Имя ваше известно, и когда я буду иметь ваш адрес…
— Вена, Лейпцигерштрассе, номер сорок три.
— …вы будете полноправным членом Лиги за двадцать крон[9] в год.
Оба собеседника рассмеялись от чистого сердца.
— И больше никаких формальностей? — спросил господин Иегер.
— Никаких.
— И не надо удостоверения личности?
— Ну, господин Иегер,— возразил президент,— рыба на крючке не спросит у вас документ…
— Это верно.— Господин Иегер улыбнулся.— Но ведь все должны знать друг друга в «Дунайской лиге».
— Как раз наоборот,— заверил господин Миклеско.— Вы только подумайте! Некоторые из наших товарищей живут здесь, в Зигмарингене, а другие на берегу Черного моря. Не так-то легко поддерживать добрососедские отношения.
— В самом деле!
— Так, например, нашего поразительного лауреата последнего конкурса…
— Илиа Бруша?
— Его самого. И что же? Его никто не знает.
— Невозможно!
— Но это так,— уверил господин Миклеско.— Ведь он всего две недели назад вступил в Лигу. Совершенно для всех Илиа Бруш удивительное…— что я говорю! — поразительное явление.
— Это то, что на скачках называют «темная лошадка»?
— Именно.
— А из какой страны эта темная лошадка?
— Он мадьяр.
— Так же, как и вы. Ведь вы относитесь к этой весьма уважаемой нации, господин президент?
— Да, господин Иегер, я и все мои предки родом из Будапешта.
— А Илиа Бруш?
— Из Сальки.
— Где же эта Салька?
— Это местечко, маленький городок, если угодно, на правом берегу Ипеля, реки, что впадает в Дунай на несколько лье[10] выше Будапешта.
— Значит, с ним, по крайней мере, господин Миклеско, вы можете считаться соседями,— смеясь заметил Иегер.
— Не раньше, чем через два или три месяца,— таким же тоном возразил президент «Дунайской лиги».— Столько времени ему понадобится для путешествия…
— Если только оно состоится! — ядовито молвил веселый серб, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.
Другие рыболовы придвинулись к ним. Иегер и Миклеско оказались в центре маленькой группы.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил господин Миклеско.— У вас блестящее воображение, Михаил Михайлович!
— Простая шутка, господин президент,— ответил спрошенный.— Впрочем, если Илиа Бруш, по-вашему, ни полицейский, ни преступник, почему он не может посмеяться над нами и оказаться просто хвастуном?
Господин Миклеско стал серьезным.
— У вас недоброжелательный характер, Михаил Михайлович,— возразил он.— Когда-нибудь он сыграет с вами скверную шутку. Илиа Бруш производит на меня впечатление человека честного и положительного. Кроме того, он член «Дунайской лиги». Этим все сказано.
— Браво! — закричали со всех сторон.
Михаил Михайлович, казалось, совсем не сконфуженный уроком, с замечательным присутствием духа воспользовался новым предлогом.
— В таком случае,— сказал он,— поднимаю тост за здоровье Илиа Бруша!
— За здоровье Илиа Бруша! — хором ответили присутствующие, не исключая господина Иегера, который добросовестно осушил стакан.
Последняя выходка Михаила Михайловича была, впрочем, не менее лишена здравого смысла, чем его предыдущие.
Эффектно объявив о своем проекте, Илиа Бруш больше не показывался. Никто ничего о нем не слышал. Не было ли странно, что он держался где-то в стороне, и возникало вполне законное предположение, что он хотел одурачить своих чересчур легковерных товарищей. Как бы то ни было, ожидать приходилось недолго: через тридцать шесть часов все станет ясным.
Тем, кто всерьез интересовался проектом, требовалось только подняться на несколько лье вдоль реки выше Зигмарингена. Там полагалось сейчас находиться Илиа Брушу, если он в самом деле серьезный и надежный человек, как утверждал президент Миклеско.
Но здесь могла возникнуть трудность. Было ли установлено местонахождение истока великой реки? В точности ли указывали его карты? Существовала ли полная уверенность в этом вопросе, и, когда попытаются встретить Илиа Бруша в одном пункте, не окажется ли он в другом?
Конечно, нет сомнений в том, что Дунай, Истр древних, берет начало в великом герцогстве Баденском. Географы даже утверждают, что это — на шести градусах десяти минутах восточной долготы и сорока семи градусах сорока восьми минутах северной широты. Но и такое определение — допустим, что оно справедливо,— доведено только до дуговой минуты, а не до секунды, и это может вызвать широкие разногласия. Ведь речь шла о том, чтобы забросить удочку точно там, где первая капля дунайской воды начинает, скатываться к Черному морю.