Эжен Фромантен - Одно лето в Сахаре
Насколько долго Фромантен шел к славе живописца, настолько быстро достиг он успеха литературного. Эти две книги принесли автору не только признание публики, но и писательских кругов. Восторженно его книги были встречены Сент-Бёвом, Жорж Санд, Теофилем Готье. Жорж Санд обратила внимание прежде всего на поэтичность образов Фромантена и на производимое ими впечатление достоверности, а Сент-Бёва восхитили наблюдательность и способность к проницательному анализу, отсутствие у автора претенциозности, сочетающаяся с глубиной простота, разнообразие стилистических ресурсов. При этом мнения разделились: Жорж Санд, в частности, высказала явное предпочтение «Году в Сахеле», а Сент-Бёв заявил, что ему больше импонирует «Одно лето в Сахаре». По-своему были правы оба: если вторая книга отличается большей тщательностью литературной отделки, то в первой больше единства, непосредственной жизни.
Книга «Одно лето в Сахаре» очень удачно выполнила для Фромантена функцию литературной инициации. Сама жизнь и подсказала начинающему писателю темы, и обусловила форму. Путешествие задало повествованию ритм движения каравана, в котором отразились монотонная оголенность пустыни, жар раскаленного солнца, необъятное небо, дневные остановки и ночные бивуаки. В определенной мере «Год в Сахеле» представляет новый этап становления прозы Фромантена. В этой книге, несомненно, нет той компактности и того органического единства, которые отличали ее предшественницу, но даже сама эта некоторая рыхлость структуры, свидетельствующая о намерении выйти за рамки записок путешественника, предвещает выход к новым формам. Кстати, ни «Одно лето в Сахаре», ни «Год в Сахеле» не скованы узко понимаемой достоверностью. Иными словами, иногда события, о которых рассказывается как об имевших место в жизни самого писателя, в действительности относились к жизни совершенно иных лиц. Так, жертвой ограбления, о котором рассказано в «Одном лете в Сахаре», был не Фромантен, а другой человек. Это в основе своей романное начало было еще более развито в следующей книге: именно такой данью художественной прозе стали многие эпизоды «Года в Сахеле», в которых рассказывается об алжирских женщинах. Спорадическое включение в заметки путешественника элементов художественной прозы, а также размышлений об искусстве позволяет сказать, что в этих двух книгах уже содержалось в зародыше все творчество Фромантена.
«Год в Сахеле» выявил некоторые качества таланта Фромантена, которые не бросались в глаза при чтении его первой книги. Поначалу у читателей могло сложиться впечатление, что ему удается изображение только экзотических пустынных пейзажей и сцен кочевой жизни. Новая книга показала, что его перо способно столь же непринужденно воссоздавать разнообразные картины оседлой жизни. А главное, она показала, что Фромантену чужда рабская покорность изображаемому предмету, что он может, оставаясь предельно объективным, вносить в описательную прозу личностное, поэтическое начало. «Он не стал рабом ни собственного стиля, ни собственной темы, — писала Жорж Санд, — у него, по-прежнему остающегося хозяином собственной индивидуальности, отчетливо ощущается мощь мечтательной и созерцательной души, повенчанной, если можно так сказать, с вечным зрелищем природы»[8].
По совету друзей Фромантен, ободренный счастливой судьбой двух книг, в 1859 году сделал первые наброски романа «Доминик», который был опубликован три года спустя, сначала в журнале, а затем и отдельной книгой. Сюжетную основу его составила история любви юного главного героя и замужней женщины, закончившаяся их отречением от счастья во имя долга. Отречение стало как бы девизом Доминика и в профессиональной жизни: ему не удалось осуществить своих намерений — стать беллетристом, потом публицистом, и он примирился со своей судьбой деревенского помещика, отца семейства, мэра своей деревни, человека без иллюзий.
В определенной мере история Доминика явилась проекцией собственной биографии писателя. В ней воспроизведена история реальных взаимоотношений юного Эжена и подруги его детства — креолки Женни-Каролин-Леокадии Шессе. Девушка была старше его на четыре года, рано вышла замуж за другого человека, что и явилось источником психологического конфликта в душе будущего писателя, а затем и его героя. Есть ряд общих моментов в изначальном замысле «Доминика» и книг об Алжире. В обоих случаях литература пришла на помощь, чтобы рассказать о том, что невозможно выразить средствами живописи. В первом из писем к Жорж Санд Фромантен писал, что он хотел с помощью воспоминаний вновь вернуться в пору своей юности и выразить в книге ту лучшую часть самого себя, которой никогда не суждено воплотиться в картинах.
Так же как и в ранних произведениях, в «Доминике» много внимания уделено описаниям природы. Например, осенний пейзаж, на фоне которого происходят обе встречи рассказчика со своим героем, предопределяет элегическую тональность всего повествования. Природа является здесь важным позитивным элементом, который сообщает произведению философичность. По форме роман является записками охотника, поскольку преамбулой к основному сюжету служит описание сцены охоты. Не исключено, что Фромантен читал перевод произведения Тургенева, на который могла обратить его внимание Жорж Санд. По своему характеру, однако, Доминик больше походит на идеальных героев из второго тома «Мертвых душ», чем на дворян из тургеневских рассказов. Он добр, щедр, рачителен, не боится рисковать своими деньгами в сельскохозяйственных экспериментах, чтобы затем поделиться опытом с крестьянами руководимой им общины. Иногда Фромантена упрекали за конформистское, сугубо неромантическое поведение его персонажа, примирившегося с обстоятельствами. Однако, по-видимому, здесь следует говорить в первую очередь об искренности писателя в той мере, в какой зеркало автобиографического романа отразило кризис его собственного мировосприятия, завершившегося стоическим принятием судьбы, отказом от недостижимых идеалов. Такова была логика поведения многих людей той эпохи, сменивших бунтарство на комфортабельное существование буржуа. В определенной мере в этом даже проявился реализм Фромантена. «Доминик» — не совсем романтическое произведение. Как и в своих путевых записках, писатель избегает в романе показной эффектности, а порой даже сознательно приглушает тона. Так, история драматической первой любви выглядит здесь даже менее романтически, чем та, реальная, которая имела место в жизни самого писателя и которая закончилась ранней, скоропостижной смертью возлюбленной. (Роман был переведен на русский язык в 1977 г.)
