Юрий Аракчеев - Зажечь свечу
И красноречием тоже вряд ли мог сразить своих противников студент-заочник, потому что никто его ни о чем не спрашивал, ему просто приказали один раз, а теперь повторили еще:
— Ну!
Пропала жизнь, в любом случае пропала, потому ли, что сейчас его, Алексея, изобьют до такой степени, что уже не скоро сможет он пойти в секцию бокса и осуществить тем самым хоть одну из своих безудержных фантазий, пусть в малом приближении, потому ли, что он сейчас наклонится и поднимет монету, ибо лучше совершить этот унизительный акт, но сохранить здоровье и возможность сатисфакции в будущем, чем пострадать в явно неравной, хотя и справедливой борьбе. И пусть во втором случае он физически будет, возможно, спасен, морально он все равно погибнет, потому что воспоминание об унижении уже не покинет его и даже фантазии — единственная отрада! — очень возможно, утратят яркость и пыл.
Сознание безвыходности ситуации, ощущение полной беспомощности сковало Алексея, и, словно за глотком свежего воздуха — напоследок! — словно перед гибелью своей — физической ли, моральной ли, — он выглянул из сузившегося круга, бросил взгляд на идущих, как ни в чем не бывало, прохожих. И увидел девушку.
Она, как и вчера, отходила от киоска и оглянулась по сторонам, и, несмотря на то что Алексей был окружен пятерыми, она все же увидела его: возможно, солнце как раз в тот момент блеснуло на стеклах его очков и послало — ей ли, кому-нибудь вообще — взывающий об истине солнечный зайчик: «Эй, кто-нибудь!..»
Все очень просто — подруга позвонила ей, сказала, что помады сегодня не будет, а потому вечер остался свободным, и после работы девушка, как всегда, возвращалась домой.
Она увидела его и тотчас вспомнила, а он заметил, что она чуточку, совсем слегка, но все-таки улыбнулась. Ему. И это было поразительно, странно и так неуместно сейчас, в этой вот «имеющей быть» ситуации. Случайно? А может быть, нарочно пришла?
Она ничего не поняла, наверное, а если что-то и поняла, то, конечно, лишь чуть-чуть, вероятно, именно этим и была вызвана некоторая заминка в ее движении. То она шла, а теперь почти остановилась и опять взглянула на Алексея.
Но это было как иллюзия, как привычная фантазия Алексея, потому что в следующий миг суровая действительность вернула его на землю — в узкий круг пятерых «исследователей»-любителей, в котором надлежало Алексею сделать неминуемый выбор.
— Ну, — спокойно пока еще, но уже на несколько более высокой ноте опять повторил высокий и носком ботинка наступил на край монеты. — Что же ты медлишь? Поднимай. Я же вижу, что ты х о ч е ш ь п о д н я т ь, — добавил он, сначала взглянув на монету, а затем вновь вперив свой напряженный исследовательский взгляд в зрачки Алексея. — Ведь вы только ненавидеть умеете, фантазеры, — сказал он еще. — А как до дела… Давай же.
И один из ассистентов, теряя, как видно, свое философское терпение и возбужденный повышением тона главного, придвинулся к Алексею ближе — совсем приник к нему, выдыхая остаточный никотин из своих прокуренных, не совсем здоровых легких и делая атмосферу в кружке еще более душной. В пылу эксперимента он опять слегка толкнул Алексея острым локтем в бок — так пикадор, освобожденный от участия в главной схватке, рискующий несравнимо меньше, чем тореро, лишь дразнит приговоренного к смерти быка, которому никакое счастливое стечение обстоятельств, никакое его умение и мужество не подарят единственного, что нужно ему, — жизни. Ни денег, ни славы, ни тупого поклонения толпы — обыкновенной жизни среди полей и лугов, жизни простой, но оттого ничуть не менее дорогой и прекрасной…
Алексей почувствовал, что нет больше силы, нельзя терпеть, сейчас или никогда, и — будь, что будет! — пусть даже он погибнет, ведь и это не жизнь. И пропала вдруг злость, и страх пропал, и все стало ясно, бело, и, не прилагая уже никакого усилия, естественно и просто, как будто не он уже, а за него кто-то, спокойно сказал он, глядя прямо в глаза высокому:
— Знаешь что? Катись-ка ты со своей монетой. Вас пять, а я один — не стыдно? Над стариками издеваетесь, «исследователи»! Дураки вы, жизни не знаете. Честную игру надо, а не так. Сам поднимай!
И только начал он говорить, произнес первое слово, прекратился разом озноб и колени окрепли.
Высокий, совершенно не ожидая именно таких столь простых истин, высказанных спокойным тоном, ошарашенно вскинул голову, в исследовательском взоре его появилось недоумение и вопрос. А Алексей сделал то, что казалось немыслимым, непредставимым лишь несколько секунд назад — он спокойно раздвинул двоих, и вышел из круга, и так же спокойно направился к девушке, которая почему-то остановилась и, чуть улыбаясь, ждала его.
Двое из ассистентов — те, которых он так внезапно раздвинул, — инстинктивно качнулись вслед Алексею, но вовремя оглянулись на высокого. Тот странно смотрел вслед беглецу и, как видно, не собирался догонять, а потому ассистенты остановились тоже. Главный «исследователь» усмехнулся слегка, тряхнул головой и, переведя взгляд на одного из ассистентов, сказал:
— Подними деньги.
Тот беспрекословно выполнил приказание.
— Вытри, — велел главный.
Тот старательно вытер полтинник о материю своих джинсов.
«Оближи», — вертелось у высокого на языке, но он промолчал.
— Давай сюда.
Монета перекочевала в его карман.
— Хватит, все по домам, — сказал высокий и посмотрел вслед удалявшейся паре. — Видали девочку? — добавил он и цокнул языком. — Эх вы…
Он не мог бы объяснить это «Эх вы…», но было ему неприятно и кисло, и он был недоволен собой, хотя вряд ли смог бы объяснить почему. Но недоволен, точно. И пикадоры молчали обиженно.
Так обстояли дела у пятерых, когда Алексей их покинул. И никто не бросился вслед за ним, когда он подходил к девушке.
— Здравствуйте, — сказал он, подойдя. — Я знал, что вы придете. Меня зовут Алексей. А вас?
Еще не совсем прошла дрожь, еще сводило судорогой лопатки в ожидании внезапного удара, но огромная какая-то радость поднималась в нем, и он уже ощущал теплые лучи солнца на своем лице.
Они медленно шли по солнечной площади — девушка рядом, — и это было так, как в лучшей из его фантазий. Но ведь это же — подумать только! — была действительность, жизнь. Живая, земная, реальная девушка не в фантазии, а на самом деле шла рядом с ним и смотрела на него и улыбалась ему так, как никогда еще, ни разу не смотрели и не улыбались ему красивые девушки.
И никто не догонял их. И солнце светило.
СВЕРКАЮЩАЯ ГОРА ОКУНЕЙ
Вышли, когда светало. Был мороз, от которого слипались ноздри, хотелось спать. Шагали по скрипучей тропинке посреди водохранилища, а кругом, куда ни глянешь, было только серо-голубое, и на берегу аккуратным строем стояли сосны. Потом взошло солнце, оно было низкое, большое и красное, и по снегу от него побежала розовая дорожка прямо к Володиным ногам.
