Болид - Верн Жюль Габриэль
— Это все нарочно подстроено, — ответил Дин Форсайт. — Начинаю думать, что такое случается только со мной!
— И со мной тоже! — прошептал Омикрон, считавший, что его вклад в труды хозяина составляет по меньшей мере половину.
По правде говоря, все жители Уэйстона имели точно такое же право жаловаться на густые тучи, которые придавали городу печальный вид. Сияет солнце или нет — это для всех.
Впрочем, совсем нетрудно представить себе, в какое скверное настроение приходил Дин Форсайт, когда на город спускался туман, один из тех самых туманов, которые не рассеиваются двое суток подряд. Во время облачности еще можно различить какой-нибудь астероид, если он проносится близ поверхности земного шара. Но справиться с густой пеленой тумана, когда человеческие существа и в десяти шагах ничего не видят, не в состоянии даже самые мощные телескопы, самые совершенные зрительные трубы. В Уэйстоне такие туманы были далеко не редкостью, хотя город омывался прозрачными водами Потомака, а не мутными водами Темзы.
Но что же ранним утром того дня, когда небо еще было чистым, заметили или будто бы заметили, хозяин и его слуга? Это был болид удлиненной формы, летевший так стремительно, что они не смогли определить его скорость. Итак, как мы уже говорили, болид перемещался с северо-востока на юго-запад. Но, поскольку расстояние между землей и болидом должно было измеряться изрядным количеством лье, за ним можно было бы следить в течение нескольких часов, припав к окулярам зрительных труб, если бы столь несвоевременный туман не помешал наблюдениям!
И тогда, как из рога изобилия, посыпались неизбежные сожаления, вызванные неудачей. Появится ли вновь этот болид на горизонте Уэйстона? Представится ли возможность определить его параметры — размер, вес и природу? Не обнаружит ли его в другой точке неба какой-нибудь более удачливый астроном? Будет ли Дин Форсайт, не слишком много времени проведший у телескопа, иметь право присвоить открытию свое имя? Не отдадут ли позднее честь этого открытия одному из тех ученых Старого или Нового Света, которые проводят всё время в поисках метеоров между зенитом и горизонтом своих обсерваторий?
И оба прильнули к окнам, выходящим на восток. Они больше не разговаривали. Дин Форсайт шарил взглядом по широкому горизонту, ограниченному с этой стороны причудливым рельефом Серборских холмов, поверх которых свежий ветер гнал сероватые тучи, разорванные в нескольких местах. Омикрон встал на цыпочки, пытаясь увеличить поле зрения, которое ограничивал его низенький рост. Хозяин скрестил руки, упершись сжатыми кулаками в грудь. Слуга скрюченными пальцами стучал по подоконнику. Совсем рядом пролетали птицы, издававшие пронзительные крики. Казалось, они издеваются над хозяином и слугой, которых природа человеческих существ удерживала на поверхности земли!.. Ах! Если бы они могли отправиться вслед за птицами, то в несколько прыжков пересекли бы слой густого тумана и, вероятно, увидели бы астероид,[21] продолжавший свой полет среди сверкающих солнечных лучей.
В это мгновение в дверь постучали.
Поглощенные своими мыслями, Дин Форсайт и Омикрон ничего не слышали.
Затем дверь распахнулась, и на пороге появился Фрэнсис Гордон.
Дин Форсайт и Омикрон даже не обернулись.
Племянник подошел к дяде и легонько тронул его за руку.
Казалось, Дина Форсайта вернули с края света. Не земного, а небесного света, куда он мысленно унесся вслед за метеором.
— Что случилось? — спросил он.
— Дядя, завтрак ждет…
— А, — буркнул Дин Форсайт, — он ждет? Ну, что ж… мы тоже… мы ждем…
— Вы ждете? Чего?
— Чтобы вновь появилось солнце, — заявил Омикрон, а хозяин знаком подтвердил его слова.
— Но, дядя, полагаю, вы не приглашали солнце на завтрак, и поэтому можно сесть за стол без него.
Что было возразить на это? Действительно, если сверкающая звезда не появится в течение всего дня, неужели мистер Дин Форсайт соизволит позавтракать в час, когда все порядочные люди обычно ужинают?
— Дядя, — повторил Фрэнсис Гордон, — предупреждаю вас, что Миге потеряла терпение.
Эти слова оказались решающим доводом, вернувшим мистера Дина Форсайта из грез к реальности. Он прекрасно знал, что такое нетерпеливость добрейшей Митс, и даже боялся ее проявлений. Раз уж она отправила к нему гонца, следовало незамедлительно спуститься вниз.
— Который сейчас час? — спросил Дин Форсайт.
— Одиннадцать часов сорок шесть минут, — ответил Фрэнсис Гордон.
В самом деле, часы показывали одиннадцать часов сорок шесть минут, а обычно дядя и племянник усаживались за стол напротив друг друга ровно в одиннадцать часов.
Точно так же, по обыкновению, им прислуживал Омикрон. Но в тот день по жесту хозяина, который слуга понял без труда, он остался в обсерватории, и если бы солнце вышло из-за туч…
Мистер Дин Форсайт и Фрэнсис Гордон вышли на лестницу и спустились на первый этаж.
Митс была там. Она посмотрела хозяину прямо в лицо, но тот опустил голову.
— Омикрон? — спросила она.
— Он занят наверху, — ответил Фрэнсис Гордон. — Мы обойдемся без него.
— Ладно! — сказала Митс.
Они начали завтракать и раскрывали рты лишь для того, чтобы есть, а не разговаривать. Митс, которая обычно охотно болтала, принося блюда и меняя тарелки, на сей раз не разжимала губ. Такое молчание производило гнетущее впечатление, а принужденность смущала. Поэтому Фрэнсис Гордон, желая положить этому конец, сказал:
— Дядя, вы остались довольны тем, как провели утро?
— Да… Нет… — ответил мистер Дин Форсайт. — Состояние неба не благоприятствовало нам…
— Стало быть, вы набрели на какое-нибудь астрономическое открытие?
— Полагаю, да, Фрэнсис… Но до тех пор, пока я не удостоверюсь, проведя новое наблюдение…
— Так вот что, сэр, — довольно сухо произнесла Митс, — гложет вас целую неделю, до такой степени, что вы больше не покидаете свою башню и встаете по ночам? Да!.. Трижды сегодня ночью… Я слышала!
— Да, моя добрейшая Митс…
— А когда вами овладеет чрезмерная усталость, — продолжала почтенная служанка, — когда вы подорвете свое здоровье, когда схватите жесточайшую простуду, когда будете прикованы в течение нескольких недель к кровати, разве звезды придут за вами ухаживать, а доктор пропишет вам принимать их вместо пилюль?
Учитывая оборот, который принял разговор, Дин Форсайт понял, что лучше не отвечать. Решив не обращать внимания на укоры и упреки Митс, так как не хотел еще больше раздражать ее своими возражениями, он продолжал молча есть, машинально поднимая стакан и растерянно ковыряя в тарелке.
Фрэнсис Гордон попытался продолжить разговор, но на самом деле вышло так, словно он разговаривал сам с собой. Казалось, что дядя, по-прежнему мрачный, не слышал племянника. Когда люди не знают, что сказать, они обычно говорят о вчерашней, сегодняшней или завтрашней погоде. Эта поистине неисчерпаемая тема доступна всем. К тому же вопрос состояния атмосферы должен был вызывать у мистера Дина Форсайта особый интерес. И в тот момент, когда из-за скрывшегося солнца в столовой еще больше стемнело, он поднял голову, посмотрел в окно, выронил из ослабевшей руки вилку и закричал:
— Неужели эти проклятые тучи так и не откроют небо? Неужели начнется проливной дождь?
— Честное слово, — заявила Митс, — после трехнедельной засухи это было бы благодатью для земли.
— Земля, земля! — прошипел мистер Дин Форсайт с таким глубоким отвращением, что получил следующий ответ старой служанки:
— Да, земля, сэр. И она стоит неба, с которого вы никогда не хотите спускаться… даже к завтраку.
— Ну, будет, моя добрейшая Митс… — сказал Фрэнсис Гордон, желая ее успокоить.
— Но, — продолжала она тем же тоном, — если дожди не пойдут в конце октября, то когда, я вас спрашиваю, они начнутся?
— Дядя, — сказал племянник, — ведь в самом деле сейчас стоит октябрь.[22] Начало зимы, и с этим приходится считаться! Но зима вовсе не такое уж плохое время года! В сильные холода выдаются сухие деньки при более ясном, чем в летнюю жару, небе… И вы возобновите работу в лучших условиях. Немного терпения, дядя…
