Елена Серебровская - От полюса к полюсу
Михайловича были интерес и внимание к людям. Он никогда не ограничивал себя заботой
о себе лично или о своей семье.
В трудные годы молодости во Владивостоке он познакомился с бывшим беспризорником
Гаврилой Бирюлиным. Сам еще молодой, он сумел увидеть в человеке недюжинные
способности, душу поэта. Будучи гидрологом на судне «Аскольд», Сомов взял его к себе
помощником, шаг за шагом подталкивал к мысли об учебе. Став московским студентом,
Сомов вызвал туда и Гаврилу. Помог в работе над первой научной статьей и в ее
публикации. (Бирюлин сумел настоять на том, чтобы имя Сомова тоже было проставлено
как одного из авторов.) В дальнейшем Бирюлин стал серьезным ученым, сам руководил
научными экспедициями. И стал писателем, автором содержательных книг, в том числе и
книг научно-фантастического жанра.
Молодые капитаны
Поведут наш караван!
Из песни
2. Морской сектор
Получив высшее образование, летом 1937 года Сомов был направлен по разверстке
в Центральный институт погоды. Он должен был создать морской сектор для
обслуживания народного хозяйства гидрологическими прогнозами на всех морях страны.
Пришлось вплотную заняться ледовым режимом наших арктических морей, чтобы
подготовить долгосрочный ледовый прогноз по всей трассе Северного морского пути на
навигацию 1938 года.
Самый первый ледовый прогноз в нашей стране был дан в 1923 году профессором
В. Ю. Визе для Баренцева моря. Накануне своего плавания на «Сибирякове» Визе занялся
прогнозом и для остальных арктических морей нашей державы. Опыт пока еще был
весьма не велик.
Названные нами выше научные статьи Сомова рождались в прямой связи с
необходимостью решать практические задачи. Молодой ученый собрал и исследовал все
материалы, сколько-нибудь относящиеся к делу. Он не раз выражал убеждение в том, что
ледовые прогнозы зависят и от прогнозов погоды, что без теснейшего контакта с
метеорологами такая работа осложнена необычайно. Ее успех затрудняет и примитивная
техника исследований и наблюдений, их количественная бедность. Сплошная область
неизвестного!
А жизнь не хотела ждать, она торопила. Долгосрочный ледовый прогноз по всей
трассе Северного морского пути, шутка сказать! Очень ответственно и очень трудно. А
разве легче четверке ученых, решившихся дрейфовать на льдине по Северному
Ледовитому океану! Он, Сомов, тоскует о нехватке буев, — а эта четверка плавает невесть
где и делает замеры, исследования в воздухе, на льду, подо льдом...
Для выполнения полученного задания Сомов привлек своего друга Ивана
Гавриловича Овчинникова, окончившего тот же Гидрометеорологический институт,
талантливого человека изумительной душевной чистоты. Овчинников уже зарекомендовал
себя как многообещающий молодой океанолог. На его научные труды ссылался не только
Сомов, но и сам профессор Зубов. Это и понятно: гордость и счастье настоящего ученого
не в том, чтобы подмять слабейшего, а в том, чтобы вокруг, вблизи расцветал целый сад
новых талантов!
Михаил Михайлович, мало заботившийся о своем архиве, сохранил пачку
интереснейших писем Овчинникова, которого нежно называл Ванюшка. В них зримо
виден молодой, энергичный, брызжущий юмором человек, полный замыслов и счастливых
идей. Всем им жилось тогда трудновато материально, бытовые сложности обступали. Но
никогда мелочи быта не выползали на первый план. Люди жили любимым делом,
интересами науки.
Между друзьями было полное родство душ, они говорили сходным языком,
шутили в одном ключе, понимали друг друга с -полуслова. Обоих ожидало блестящее
будущее.
Кто мог предвидеть Жесточайшие удары Великой Отечественной войны и то, что в
1942 году самолет, на котором будет лететь Овчинников, погибнет, сбитый фашистами в
Арктике! А чемодан с вещами Ивана и страшное известие о его гибели доставит молодой
вдове Сомов...
В 1937 году никто этого знать еще не мог. Жизнь кипела, сила играла в молодых
умах. «Мы разделили с ним Арктику пополам, — рассказывал Сомов. — Я взял себе
западный район, то есть Карское море и море Лаптевых, Овчинников — восточный район
с его морями Восточно-Сибирским и Чукотским... Используя все наличные материалы и
дружно помогая друг другу, мы принялись за работу с таким рвением, что худо ли, бедно
ли, но к назначенному сроку положили на стол директора готовый, достаточно конкретно
сформулированный прогноз».
Потом Сомов докладывал этот прогноз на Межведомственном бюро. Среди тех,
кто его слушал и одобрил, были основоположники теории ледовых прогнозов профессора
Зубов и Визе. На этом заседании приняли много конкретных предложений и среди них
зубовское — об участии гидрологов-ледовиков в авиаразведке. Согласился с этим и
присутствовавший начальник Управления полярной авиации Герой Советского Союза И.
П. Мазурук.
Сомов поступил в распоряжение Главсевморпути и был срочно отправлен на место
будущей работы. Он выехал, не получив никаких конкретных указаний, потому что среди
окружающих его людей не удалось найти ни одного человека, который собственными
глазами видел бы лед с самолета. В Красноярске, встретившись с авиаторами, он убедился
в том, что полученное им в Москве обмундирование никуда не годится, что летать
придется на гидросамолете и вместо валенок лучше иметь болотные сапоги.
В ожидании самолета Сомов поселился в гостинице на острове Молокова,
расположенном между широкими берегами Енисея. Она была заполнена молодым
народом — летным составом и аэродромными работниками с их семьями.
Здесь зародилась дружба Михаила Михайловича с полярными пилотами,
бортмеханиками, радистами, штурманами. Среда эта надолго стала для него родной, а
многие ее представители — настоящими друзьями. С их помощью он хорошо изучил
«Дарью» — так фамильярно назывался у них гидросамолет Дорнье-Валь, экипаж которого
состоял из шести человек.
Летающая лодка, подобие сигары, закрыта сверху палубой из гофрированного
дюраля. В ней пилоты и гидролог-наблюдатель сидят, высунувшись наружу из
прорезанных люков, защищенные лишь небольшими целлулоидными козырьками... Место
пилотов было еще кое-как оборудовано, гидролог же помещался сзади, на месте стрелка-
